- Конечно же вы правы, - ответил я и рассмеялся. Пуаро опять начал осматривать тело.
- Вы ничего больше о нем сообщить не хотите? - спросил он.
- Вроде бы я и так все выложил.
- Вы не сказали, что убитый - левша.
- Вы чародей, мосье Пуаро. Да, он левша. Но как вы узнали? И имеет ли это отношение к делу?
- Нет-нет, - поспешил успокоить его Пуаро. - Не принимайте так близко к сердцу. Я просто хотел вас немного поддеть.
И мы все вместе вышли на улицу.
Следующим утром мы направились навестить Саваронова.
- Соня. Соня Давилова, - мечтательно пробормотал я. - Какое прекрасное имя.
- Вы неисправимы, Гастингс! - воскликнул Пуаро. - У вас в голове одни только женщины. Смотрите, как бы эта Соня Давилова не оказалась нашей с вами давней приятельницей графиней Верой Росаковой. - И он рассмеялся.
У меня испортилось настроение.
- Пуаро, неужто вы в самом деле предполагаете, что...
- Нет-нет, друг мой, я пошутил. Сейчас я совершенно не думаю о Большой Четверке, как считает наш друг Джепп.
Дверь квартиры нам открыл слуга с каким-то застывшим лицом. Казалось, этот человек вообще не в состоянии выражать какие-то эмоции.
Пуаро протянул ему свою визитную карточку, на которой Джепп нацарапал несколько рекомендательных слов, и нас провели в длинную, с низкими потолками комнату, которая была уставлена антикварными вещами, а стены ее были увешаны дорогими картинами. На одной из стен висело несколько чудесных икон, а на полу лежали великолепные персидские ковры. В углу на столе стоял самовар.
Я осмотрел одну из икон, которая мне показалась самой ценной, и повернулся к Пуаро, чтобы поделиться с ним своими соображениями, как вдруг обнаружил его стоящим на коленях - он что-то разглядывал на ковре. Ковер был безусловно очень красив, но такого пристального внимания все-таки не заслуживал.
- Это что, какой-нибудь особенный ковер? - на всякий случай спросил я.
- Ковер? Какой ковер? А... Этот? Да, замечательный, поэтому странно, что кто-то прибил его огромным гвоздем... Нет-нет, Гастингс, - остановил он меня, увидев, что я наклонился к ковру, пытаясь найти этот гвоздь. - Гвоздя уже нет, осталась только дырка.
Легкий шорох сзади заставил меня обернуться, а Пуаро - вскочить на ноги. В дверях стояла девушка невысокого роста. В ее темно-голубых глазах отражались изумление и легкий испуг. У нее было прекрасное грустное лицо, а ее черные волосы были коротко подстрижены. Говорила она мягким приятным голосом, но с сильным акцентом.
- Прошу прощения, но мой дядя не сможет принять вас лично. Он очень нездоров.
- Какая жалость, но, возможно, вы окажете мне любезность и ответите на мои вопросы? Вы мадемуазель Давилова?
- Да, я Соня Давилова.
- Я собираю кое-какие сведения о том печальном инциденте, который произошел два дня назад в вашем доме. Я имею в виду смерть Гилмора Уилсона. Что вы можете рассказать об этом?
Глаза девушки расширились.
- Он умер от сердечной недостаточности во время партии.
- Полиция не совсем уверена, что это произошло из-за сердца, мадемуазель.
Девушка всплеснула руками.
- Значит, это правда, - сказала она. - Иван был прав.
- Кто такой Иван и почему он был прав?
- Это слуга, который открыл вам дверь. Недавно он мне сказал, что ему кажется, будто Гилмор Уилсон умер не своей смертью - что его отравили, и отравили по ошибке.
- По ошибке?
- Да, яд предназначался моему дяде.
Девушка прониклась к нам доверием и говорила охотно.
- Почему вы так думаете, мадемуазель? Кто может желать смерти вашему дяде? Она покачала головой.
- Я не знаю. Мне ничего не говорят, и дядя мне не доверяет. Возможно, он прав. Он меня почти не знает: Я приехала сюда совсем недавно, а до этого он видел меня совсем маленькой. Но я чувствую: он чего-то боится. У нас в России полно всяких тайных организаций... Однажды я случайно подслушала нечто такое, что сразу поняла: он боится именно чего-то подобного. Скажите, мосье. Девушка подошла к Пуаро и, понизив голос, спросила:
- Вы слышали когда-нибудь о Большой Четверке?
Пуаро от неожиданности даже вздрогнул, глаза его буквально округлились от удивления.
- Почему вы.., что вам известно об этой самой Большой Четверке, мадемуазель?
- Известно, что такая организация существует! Однажды при мне кто-то упомянул это название... Ну а потом я спросила дядю, что оно обозначает. Видели бы вы, как он перепугался! У него задрожали руки, а лицо стало белым как мел. Он их страшно боится, я в этом уверена. И именно они убили этого американца Уилсона.
- Большая Четверка, - пробормотал Пуаро. - Опять Большая Четверка... Да, мадемуазель, вы правы. Ваш дядя в большой опасности, и я должен его спасти. Будьте так любезны, расскажите, как проходил тот матч. Покажите, где стоял шахматный стол, где сидели игроки, где располагались зрители - словом, все, что вспомните.
Девушка прошла в угол комнаты и показала столик, поверхность которого представляла собой шахматную доску. Белые квадратики явно были покрыты серебром. Это и был тот самый шахматный столик, за которым сидели игроки.
- Его прислали дяде в подарок месяца полтора назад, - объяснила она, - с пожеланием здоровья и побед над соперниками. Стоял он на середине комнаты. Вот здесь...
Пуаро принялся тщательно осматривать столик, что, по моему мнению, было совершенно излишне. И вообще, многие вопросы, которые он задавал, казались мне совершенно бессмысленными, а те, которые были действительно важными, он почему-то не задал. Похоже, неожиданное напоминание о Большой Четверке выбило его из колеи.
Потом Пуаро долго разглядывал место, где стоял столик, затем попросил показать ему шахматные фигуры. Соня принесла коробку с шахматами. Пуаро рассеянно осмотрел несколько фигур.
- Тонкая работа, - задумчиво произнес он. И опять - ни единого вопроса ни о том, кто присутствовал на матче, ни о том, какие подавали напитки. Наконец я не выдержал:
- Не думаете ли вы, Пуаро... Он сразу же перебил меня:
- Не волнуйтесь, mon ami, я все учту, - и снова повернулся к Соне Давиловой:
- Мадемуазель, может быть, - в порядке исключения - вы позволите мне повидаться с вашим дядей?
На ее лице появилась слабая улыбка.
- Конечно. Вы же понимаете: сначала я сама должна поговорить с каждым убедиться, что он не расстроит дядю...
Она ушла. Из соседней комнаты донесся приглушенный разговор, затем девушка вернулась и пригласила нас войти.
На кушетке лежал изможденный старик. Он был высок, лицо его с большими лохматыми бровями и белой бородой было каким-то истощенным, вероятно, на его облике сказалось постоянное недоедание и прочие тяготы в прошлом. Гроссмейстер Саваронов обладал незаурядной внешностью. Особенно выразительна была его голова - очень крупная, с высоким лбом. Великий шахматный гений должен был иметь большой мозг. Ничего удивительного в том, что этот человек среди первых на шахматном олимпе.
Пуаро поклонился.
- Мосье Саваронов, могу ли я поговорить с вами наедине?
Саваронов повернулся к племяннице:
- Оставь нас. Соня. Девушка послушно вышла.
- Итак, я весь внимание, мосье Пуаро.
- Мосье Саваронов, недавно вы получили очень большое наследство. Если вы, скажем, неожиданно умрете, кому все достанется?
- Я составил завещание, в котором все свое состояние оставляю племяннице. Соне Давидовой. Вы предполагаете, что она...
- Я ничего не предполагаю, - перебил его Пуаро, - но мне известно, что до нынешнего ее приезда в Лондон, вы видели свою племянницу, когда она была еще ребенком. Могла найтись охотница сыграть эту роль, причем без особого риска быть разоблаченной...
Саваронов явно был ошеломлен подобными домыслами, но Пуаро не собирался развивать эту тему.
- Об этом достаточно. Мое дело предупредить. А теперь я попросил бы вас рассказать о том роковом матче.
- Что значит "рассказать"?
- Сам я не играю в шахматы, но знаю, что существует множество дебютов, которыми начинается шахматная партия. Один из них, по-моему, гамбит называется, не так ли?
Саваронов улыбнулся: