Круговая порука, документы в КГБ с грифом «хранить вечно», то есть ни за что не публиковать тайны. Прошло 24 года. Батуринский умер, не проронив ни слова. Когда разговариваешь с Рошалем, складывается впечатление, что он лучше примет ампулу с ядом, чем что-нибудь расскажет. Придется рассказать мне. Кое-что, мною замеченное. От фактов достоверных до других, близких к гипотезам.
Карпов за доской — не джентльмен; точнее, «и за доской». Улучив момент, когда судья не смотрит на него, этот шкодливый школьник старается воздействовать на своего противника любыми нешахматными средствами. У нас были дорогие подвижные кресла. Когда наступала моя очередь хода, Карпов зачастую начинал крутиться в кресле, сидя за столом. Однажды в середине матча я не выдержал и сказал ему: «Гаденыш, не крути стул!» Гаденыш — это кличка, данная ему в детстве его сверстниками-шахматистами. Какой тут поднялся шум! После партии собралось жюри — судить меня. Фигурировали два документа: заявление Карпова — конечно, о том, что я мешал ему думать за доской; и запись разговора, сделанная советскими. Значит, как только я открыл рот, сидящие в первом ряду советские включили магнитофон и записали разговор. А все-таки, как это произошло технически? Я открыл рот, а они включили?! Неправдоподобно. На самом деле, на протяжении пяти часов игры каждый день они сидели в первом ряду с высокочувствительной аппаратурой, записывая мое физическое состояние — пульс и давление крови в зависимости от положения на доске, в зависимости от силы ходов Карпова. Неплохое подспорье для подготовки к очередной партии…
Конечно, это следовало пресечь, выгнать советских с первых рядов. Но не с моими правами беженца, не с опытом этого адвоката из провинциального городишки Гларуса. Само политическое сознание этого человека — левого социалиста противоречило духу борьбы в этом матче: советские, с их колоссальным численным и техническим превосходством, были намерены сломить меня раз и навсегда, а мой шеф и не думал бороться против них, он был обеспокоен лишь возможностью улучшить взаимоотношения с милыми советскими людьми… Как я играл, что мне мешало — его это ничуть не интересовало. Ни разу за время матча он не пришел побеседовать со мной по душам. Помнится, я проиграл 4-ю партию, а он подошел к Петре и предложил ей вечерком пойти потанцевать. К огорчению руководителя делегации, идея похода на танцы была отвергнута партнером… Газета «Советский Спорт» от 12.11.1981 со ссылкой на пражскую «Руде право» сообщает: «Адвокат, защищавший своего клиента, с течением времени, когда лучше узнал Карпова, начал менять мнение. «Против кого и с какими аргументами я должен защищать Корчного?» — заявил он на одной из встреч с журналистами». Очевидно, член судейской коллегии гроссмейстер Мирослав Филип снабдил «Руде право» этой информацией.
Когда-то, за пару лет до Мерана адвокат из Гларуса вызвался помогать мне бесплатно. Заявление это было позабыто. И он не гнушался урвать, где только мог. В контракте с организаторами было записано, что оба участника обеспечиваются на время матча дачами. Карпову ее предоставили, а я на получении дачи не настаивал. Вместо нее организаторы должны были бы предложить (в качестве неустойки) денежную компенсацию. Я этих денег никогда не увидел…
Признаться, у меня не было претензий к моему шефу во время предыдущих матчей. Но здесь его будто подменили. Он просто мечтал быть принятым в советские ряды, стать для них родным! Забегая вперед, отмечу, что его старания увенчались успехом. Не прошло и трех лет после окончания матча, как он подружился с Карповым. Спустя еще несколько лет Бродбек стал финансовым и юридическим представителем Карпова в Западной Европе. Ну, а Карпов, не сыграв ни одной партии во внутренних швейцарских соревнованиях, с подачи своего швейцарского друга попал в список сильнейших швейцарских шахматистов!
Как это случилось технически? По-видимому, их приятельские отношения стали завязываться во время матча. Не случайно адвокат оказался единственным из моей группы, кто пришел на церемонию закрытия матча в Меране. А в 1984 году, когда у Карпова возникли проблемы с его миллионом, заработанным по контракту в Гонконге, и ему потребовалась юридическая консультация по финансовым вопросам в Западной Европе, он разыскал милого швейцарца, и тесные отношения были установлены.
Я с удовольствием читаю книги по психологии, но никогда не поднимался до уровня профессионального психолога. Все же попробую разобраться в образе мышления 12- го чемпиона мира. В Советском Союзе и, конечно, в России — огромная разница в образе, да и в уровне жизни между крупными городами и провинциальным миром — селами и мелкими городами. Происходит миграция: население бежит из тьму-таракани в Москву, Петербург, Нижний Новгород… Родившийся на Южном Урале в городишке Златоуст Анатолий Карпов переехал затем вместе с семьей в расположенную недалеко от Москвы Тулу, потом в Москву, Ленинград и снова, на этот раз насовсем, в Москву. Однако навсегда, на всю жизнь он сохранил комплекс неполноценности маленького мальчика из провинции, попавшего в крупный культурный центр. Комплекс этот подстегивал юношу добиваться успехов за шахматной доской, расширять свою коллекцию почтовых марок, зарабатывать больше денег. Но ни звание чемпиона мира, ни миллионы накопленных долларов — ничто не помогло Карпову избавиться от мучительного комплекса, приобретенного в детские годы. Как следствие: вероятно, когда он впервые увидел меня, я произвел на него сильное впечатление, и он начал подражать мне. В большом и малом. Мое окружение, мои люди тоже произвели на него впечатление. Я оказался для него не только образцом для подражания, но и главным врагом — тем, с кем в первую очередь предстояло бороться.