Однако акт наследования содержал не только приятные ощущения. Светлана испытывала страшный гнет ответственности за преступления, совершенные Иосифом Джугашвили-Сталиным. Вот пример: «У меня много друзей в Западной Германии», — говорит она. «Ну, поезжайте туда, повстречайтесь с ними». «Но как я могу?» «Что вы, — говорю я, — ведь это сейчас самая демократическая страна в мире!» «Да, но ведь она разделена!» «Ну и что?» «А кто в этом виноват?!»
Пришла из школы дочь Светланы. Она сидела тихо и не обращала никакого внимания на наш русский говор. Мать общалась с ней по-английски, притом, что английский язык Светланы был не слишком богат и фонетически не очень чист. Почему она не учила дочь русскому языку? Из опасения, что и на внучку падет проклятие за злодеяния ее деда. Нет, нелегкая доля выпала наследникам тирана XX века…
Интересный вопрос: к чему шахматы ближе, к точным наукам или к гуманитарным? Ближе математикам или артистам? На эту тему трудно рассуждать. Большинство шахматистов, особенно сильных, обладают артистическими данными. Во время партии шахматист чувствует, о чем думает противник — чем сильнее шахматист, тем сильнее у него развито это чувство. Как бы то ни было, по ходу своей жизни я не раз ощущал интерес артистов к тому, чем я занимаюсь. Скажем, во время моего матча с Полугаевским в 1980 году в Буэнос-Айресе ко мне подошел приехавший на гастроли Мстислав Растропович. У меня где-то сохранилась карточка, на которой он написал: «Называйте меня Слава». В 1983 году я приехал в Соединенные Штаты играть матч с Каспаровым. Матч не состоялся, и вместо него я выступил в открытом чемпионате США. Частым гостем этого турнира был известный киноартист Петер Фальк — «детектив Коломбо». Он много общался во время чемпионата с Петрой.
Как-то я познакомился со знаменитым танцовщиком, перебежчиком в США Михаилом Барышниковым. О его жизни снят известный фильм «Белые ночи», где Барышников сыграл самого себя. Какой сюжет! Американский балет летит в Японию над Советским Союзом. По дороге случается какая- то авария, и самолет вынужден совершить посадку. Советская разведка тут как тут, и главного героя, в свое время сбежавшего из СССР, берут под арест. Они хотят, чтобы он выступал на сцене Мариинского театра в Ленинграде и забыл об Америке. В конце концов, танцовщику снова удается бежать, укрывшись в американском консульстве. Барышников прекрасно играл в этом фильме и прекрасно танцевал.
В Лос-Анджелесе мы познакомились с писателем Василием Аксеновым, он подарил мне свою книгу «Дорогая наша железка». В Нью-Йорке я познакомился со скульптором Эрнстом Неизвестным. По-видимому, шахматы притягивают людей искусства. А вот чтобы профессор физики или математики подошел со мной поздороваться и побеседовать, я не могу припомнить.
…Что происходит с моей семьей в СССР, было по-прежнему неясно. Я обивал все пороги, надеясь найти поддержку, вызволить семью. Кто-то предложил мне поискать помощи у русской мафии Нью-Йорка. В отчаянии я согласился, меня обещали связать с нею. Встреча с «крестным отцом» произошла в одном из ресторанов в центре города. Он приехал с одним телохранителем. Godfather, человек примерно одного возраста со мной, одинакового телосложения, 100- процентно русский, бесспорно — хорошо образованный. Мы разговаривали довольно дружелюбно, я рассказал о своих проблемах. Спросил, чем бы они могли помочь, предложил деньги. Он ответил, что дело политическое, вряд ли они способны помочь, и деньги пока что ни к чему. Мы расстались по-хорошему. Об этом человеке, узнал я, ходили легенды — как о Робин Гуде…
Мою семью освободили через три с лишним месяца. Я сразу через знакомых запросил мафию — должен ли я им что-нибудь. Мне ответили: ничего. После этого обмена информацией все было тихо…
Летом 1983 года я снова был в Штатах — в Пасадене (Калифорния). Мне позвонили из Нью-Йорка, сказали: надо бы увидеться. Я ответил: «Да, я лечу в Европу через Нью- Йорк». Мы прилетели в аэропорт Кеннеди вместе с гроссмейстером Гутманом. Нас ожидала группа людей. Мы поехали с ними, в их машине. По дороге они сказали, что их влияние сыграло некоторую роль в том, что мою семью освободили, и они хотят от меня 40 тысяч долларов. Разговаривали, как свидетельствовал Гутман, довольно резко. Возможно, Гутман не вполне представлял себе, с кем мы имеем дело. Во всяком случае, он проявил недюжинную храбрость, готовность защищать меня в случае опасности физической расправы. Меня обшарили, забрали из одежды все, что было. Наскребли таким образом 1026 долларов. Насчет сорока тысяч у меня, конечно, были сомнения. Никаких документов не было, никаких доказательств финансовых претензий, не ожидалось и расписок. Я предложил выписать чек, помнится, на 8000 долларов (а больше банк не стал бы и выплачивать). Они отказались. Мы расстались. Я узнал потом, что в мафии сменилось руководство. То есть человека, с которым я беседовал, уже убили. Наверно, не из-за мягкой политики в отношении меня, но, может быть, за совокупность допущенных ошибок…