Перед эшафотом стояла толпа хранителей и вампиров, все они были в плащах, черных, синих или белых, все закрывали свои головы капюшонами, так чтобы только видеть происходящее, а их бы никто не увидел. И правда невозможно было узнать кого-то из той толпы, приговоренные то-ли и смотрели на большое, огромное количество "никого", желающего их смерти. Ольга была первая в очереди на свершение смертного приговора. На балконе в ряд стояли члены Сейма и зачитывали вынесенный приговор Трубецкой. Ее подняли, и палач уже приготовил шприц с лоренцием, как писклявый голос Эдмунда объявил:
– Пусть бывшая наследница, любимица своего отца, наша великая надежда скажет, за что предела нас и раскается перед всеми нами в содеянном, чтобы смерть ее была легче!
Толпа зашумела, зашуршала и согласно покивала, требуя объяснений. Ольга подняла голову, посмотрела на существо, убившее ее родного человека, затем перевела взгляд на своего все еще лежащего в шипах отца, вспомнила смерть Тома. Набрала полную грудь воздуха и начала говорить, властно смотря на спрятанные головы собравшейся публики:
– Я поняла, что человек, будучи сильным при тяжелых условиях жизни, слаб, когда начинает работать механизм насилия, запущенный много времени назад, – голос ее был силен и тверд, как и она сама в тот миг, – Стереотип того, что этому механизму нужно подчиняться, не просто впитали с молоком матери, здесь им дышат. Никто больше не думает, что с ним можно бороться. Все ждут, что огромная рука, с которой ни одна живая душа не справиться, покарает их за попытку изменить существующий порядок, хотя, на самом деле, сама рука уже давно не понимает, почему перед ней падают на колени. Эта иллюзия власти ежедневно уносит тысячи жизней лишь от того, что когда-то Рюрик согласился править народом. Я верю, что бог создал нас разными не для того, чтобы мы выясняли, какой вид сильнее и кто достоин жить, а для того чтобы вместе найти путь к жизни, которая будет еще лучше той, которую он нам подарил. То, что происходит за этими камнями нельзя назвать справедливым отбором или защитой, освобождением. Это не то, что люди называют правильным или верным или честным или благородным. Здесь творятся ужасные кошмарные вещи, которые чернят наши руки. Кто сказал, что эти дети опасны? От кого вы здесь спасаетесь? От семилетнего мальчишки? Это обычные дети, без крыльев, без клыков, простые смертные.
– Но они видят мертвых! – кто-то из толпы крикнул, и толпа его поддержала.
–Да, видят, – подтвердила Ольга и продолжила свою речь, – Но не кричат об этом. И те мертвые, которых они видят, знают, где из место в этом мире, не притворются. А твоя душа уже давно мертва, но тело все еще топчется землю и я тебя вижу- это ужасно. Я чувствую проклятой себя. Эти дети намного лучше нас с вами, они достойны жизни больше, чем каждый здесь стоящий в плаще. Не покрывайте головы, они и так уже покрыты плотным слоем позора. Если вы все служите для блага народов, тогда как вы объясните смерть этого мальчика? Великий сейм, неужели вы правда думаете, что все это твориться на благо? 800 лет назад один человек сказал, что услышал и все покорно выполняют его волю уже почти век! Вот это да, хвала закону? А, может быть, это не закон? Может быть, это страх? Перед чем? Что вы боитесь потерять? Власть, веру, силу, любовь- что? Что из всего этого когда-нибудь было вашим? Что их всего этого вы сможете достичь, убивая своих людей? Вы потеряли себя, пока старались обрести нечто, что сможет сделать вас удовлетворенным своим существованием. Если это то, ради чего вы тут служите, я не хочу иметь с этим ничего общего. Так что давай, – Ольга повернула голову в сторону балкона и обратилась будто лично к Эдмунду, – проткни мою кожу этой иглой, убей меня так же как убили тогда Эрика, потому что я отказываюсь от привычного тупого подчинения. Мы собрали заново то, что вы разрушили. Я не боюсь тебя. Это ты боишься меня, раз стоишь так далеко от девчонки в цепях! – она громко крикнула последнюю фразу, и эхо повторило ее еще раз.
Ольга тяжело дышала и пристально смотрела прямо в глаза Эдмунду. Все молчали. Что- то надвигалось.
– Пожар!– раздался истошный вопль какой-то женщины из толпы.
За долю секунды группа человек в гуще толпы скинула с себя плащи и разбежалась в разные стороны к крепости. Ольге было хорошо известно, кто именно это был. Тем временем пламя всполохнуло на заднем дворе крепости и своими страшными красными языками обещало облизать всех собравшихся. Оцепенение прошло и толпа ударилась в панику. Воспользовавшись моментом, Ольга выбила из рук палача шприц и раздавил его камнем. Взявшийся ниоткуда Дэн сорвал с ее рук и ног цепи в два счета, затем повернулся к толпе и громко закричал: