– Уплывайте отсюда на кораблях, на которых прибыли. Сегодня больше смертей не будет!
Юлия и Альберт следили за тем, чтобы толпа в панике не затоптала кого-то. Женя и Джек освобождали заключенных и приговоренных и вели их на специально приготовленный корабль. Дэн и Ольга же ворвались в зал заседания Сейма, где застали уже только Эдмунда.
– Это еще не конец! – безумно прошипел Томас.
– Нет, конец! – крикнула Ольга и бросилась через весь зал к Эдмунду.
Но не успела она до него добежать, как тот выхватил из кабуры на стене пистолет, выстрелил себе в сердце и рухнул на пол. Ольга вздрогнула. Дэниэл подошел к трупу, сумасшедшие глаза Эдмунда были открыты, мерзкая улыбка застыла на губах, и кровь тонкой струйкой лилась изо рта.
– Он сделал это специально, – уверенно сказал Дэниэл, – Нам это должно аукнуться.
– Черта с два, – зло шепнула Ольга, – эту битву мы выиграли. Я займу место отца, и мы выиграем всю войну.
Глава 15.
(Мефистофель)
Упала стрелка. Сделано. Свершилось.
(Хор)
Конец.
(Мефистофель)
Конец? Нелепое словцо!
Чему конец? Что, собственно, случилось?
Раз нечто и ничто отожествилось,
То было ль вправду что-то налицо?
Зачем же созидать? Один ответ;
Чтоб созданное все сводить, на нет.
"Все кончено". А было ли начало?
И. В. Гете
«Дочка,
Если ты это читаешь, значит, меня больше нет в живых. Как это смешно и глупо писать такие письма. Не думал, что мне придется писать такое.
Ольга, я не знаю, как я умер: в чести или без нее, но мне хочется верить, что ты все еще можешь без стыда для себя называть меня своим отцом. Я никогда не хотел предать тебя. Ты выросла человеком намного лучше и сильнее своего папы. Я горжусь тем, что ты моя дочь, горжусь всеми своими детьми. Я старался быть хорошим отцом, и в этом была моя большая ошибка – я подвел вас. В том, что произошло с тобой, есть моя вина, большая часть.
Я знаю, что скоро умру. Смертью пахнут мои руки, и пиджак, и совесть. Почему мы никогда не задумываемся, как близко она ходит рядом с нами? Она дышит нам в спину, ее ледяное дыхание пронзает мир, забирает кого-то, а кого-то оставляет, но ненадолго, она все равно придет. Почему она забирает кого-то сейчас, а кому-то дает жить? По какому принципу она выбирает людей? Всегда ли остаются сильнейшие? Всегда ли уходят худшие? Почему?
Я не знаю, к какой категории отношусь: сильный или слабый, лучший или худший. Да и какая, в сущности, разница, мне в затылок дышит адский пес, хотя я служил свету. Или только думал, что служу ему? Я не желаю сейчас разбираться по праву ли жил я, я хочу только знать, что вырастил достойных наследников, которые станут искать ответы тогда, когда от них это потребуется, которые не посрамят честь семьи и, в первую очередь, свою. Я знаю, что вырастил таких детей, за которыми стоит будущее. Прости меня, дочка»
Кабинет был сер и пуст без Петра Алексеевича. Темно-зеленые шторы болотными занавесками свисали с потолка до пола, не пуская солнечный свет в кабинет хозяина. Кожаное кресло забилось в угол, на него сверху щурилась лампочка, но, кажется , никак не могла разглядеть – он совсем слился со стеной. На столе томились бумаги, сложенные в неаккуратную стопку. Пустая трубка лежала без чехла в сердце стола. В шкафах книги стояли ровно, по алфавиту, без пыли, без изменений, как всегда, они, наверное, даже не догадывались ни о чем. На маленьком столике около окна разложена вечная партия шахмат. Белых оставалось совсем немного, только два коня, пешка, слон и Король, зато ряды черных стояли твердым строем, они прошли войну с минимальными потерями. Ольга задержала свой взгляд на шахматной доске, села на пол около столика, легонько поправив шлейф плаща. Осторожно сняв перчатку, она протянула руку к пешке и поставила ее на клетку, стоящую рядом с Королем Черных.
–Шах и мат! – король был в западне, белые одержали победу, – Партия окончена, господа! – и как только Ольга произнесла это, слезы прыснули из ее глаз.
Она сидела, уткнувшись головой в колени, сжимала в руке письмо отца. Серебряная кровь, светясь, бежала по венам, ее мерцание бегало по кабинету солнечными зайчиками, которые освещали то трубку, то кресло, то шторку, то книжку.
Рыдания молодой наследницы слышал весь Кацелиум. Все служители вышли в большой коридор в знак уважения и выражения великой потери во время скорби. Они сели на колени, сняли перчатки и положили руки на колени ладонями вверх. Их руки выпускали вертикальные потоки света – это называлось Северное сияние, так по традиции провожали великих правителей, так провожали Иоана, Моисея, так провожали деда Петра Трубецкого и теперь так провожали его самого.