– Ты сообщал в полицию? – сочувственно спросила Александра Михайловна.
– Вы знаете, что он ученый, он часто жил неделями в нашем дома у озера в Подмосковье, где он оборудовал себе частную лабораторию, натаскал дорогущего хлама. Когда я в последний раз уезжал на соревнование, он отправлялся туда. Через месяц я вернулся, но отца не нашел нигде. Я оставил ему сообщения, он не ответил. Сегодня уже два месяца как его нет.
– Почему ты пришел к нам? – хмуря брови, спросила Ольга.
– Полиция не смогла помочь?! – воскликнула Женя
Переживания буквально вырывались из нее, как бы она ни старалась их сдерживать. Глаза намокли, а руки то крепко сжимали руку жениха, то возмущенно и удивленно взлетами вверх.
– Они разослали ориентировки, провели какое-то скудное расследование и сказали мне ждать и надеяться.
– Молиться не предлагали? – фыркнула Ольга.
– Все, что у меня есть – это запароленный ноутбук отца.
– Взломать, – небрежно подсказала Ольга.
Артур развел руками.
– Мне это не удалось. И никому из моих знакомых. Пароль необходимо ввести правильный. В противном случае сработает взрывчатка, которую мой параноидальный отец установил еще три года назад.
– Я немедленно позвоню Альберту, – горячо переживая, сказала Женя, – Он придумает что-нибудь. Он найдет выход.
– Не переживай, мы найдем твоего отца, – ободряюще произнесла Александра Михайловна и прижала его к себе, словно трехлетнего сына.
Ольга была в смешанных чувствах – с одной стороны ей не верилось в минутное исправление почти тридцатилетнего эгоиста, с другой стороны – что-то, называющееся интуицией, шептало ей о сочувствии и желании помочь. Ее привычное одеяние в скалистую неприступность и бесчувственную физиономию с двумя щепотками надменности спряталось вместе с ниспроверженными жизнью принципами и представлениями, и перед выбором она стояла голая и настоящая. Она вдруг почувствовала необходимость в ком-то сильном, кто смог бы ее защитить от несправедливости мира, и сама не успела себя остановить прежде чем поцеловала в щеку сидящего рядом Дэниэла. Опешили все, в первую очередь сам Дэниэл. Ольга опомнилась и поспешила встать из-за стола, чтобы проводить Артура.
Они вышли на крыльцо дома, день стоял солнечный, но холодный ветер разгонял теплоту.
– Спасибо, что согласилась помочь, – поблагодарил Артур.
– Теперь это моя прямая обязанность, – ответила Ольга, растирая руками замерзшие плечи.
Артур хотел было обнять ее, но остановился и сочувственно посмотрев, сказал:
– Мне жаль Петра Алексеевича.
Ольга раздраженно замотала головой.
– Не надо. Он в лучшем месте и пусть ему там будет хорошо и спокойно. А твоего отца мы найдем, я обещаю.
– Спасибо, – произнес Артур и, колеблясь, добавил, – Я обещал больше не беспокоить тебя, но…
– Все в порядке. Многое изменилось, многие обещания аннулированы.
Они постояли еще в тишине, провожая глазами проезжающий мимо автомобиль.
– Женя и Джек женятся? А как у вас с Дэниэлом?
Ольга одарила Артура неодобрительным взглядом и, фыркнув, пробормотала:
– К чему ты это спрашиваешь? У нас все нормально.
Тишина прервалась ревом мотора соседских машин, а когда все вновь затихло, Артур, повернувшись к Трубецкой, сообщил:
– Мне, наверное, пора идти.
– Иди, – равнодушно отозвалась Ольга.
– Если будет настроение поговорить, звони, – предложил Артур и, смущенный поведением подруги, пошел в сторону припаркованного автомобиля.
Ольга вернулась в дом, закрыла дверь, гадая, куда и зачем отправился дядя Давид (а именно так звали отца Артура), какие события предшествовали его пропаже и какими полезными в поисках пропавшего человека средствами она располагает.
После решено было возвращать парижан домой в срочном порядке. Тревожный звонок матери вырвал Юлю и Альберта из уже привычного из размеренного ритма. Самочувствие Трубецкой и правда заметно улучшилось, дрожь в руках и истерики в слезах по ночам прекратились, но печаль осталась. Альберт в свою очередь был привычен к смертям – он много видел ее в детстве и , кроме того, он был учёный. Как и любой другой ученый, в глубине души своего сердца Альберт был суховат. Он с любопытством изучал то, что не заставило бы его мир перевернуться с ног на голову, и с великим скептицизмом отвергал все, что не вписывалось в его представления о мире. И в отличие от его возрастных названных братьев его юношеский пыл и максимализм скорее получил второе дыхание, чем сошел на нет от опыта пережитого. Свежие для него взгляды Юлии и ее восхищение от всего, что он уже давно принимал со спокойствием, приводили его в восторг, заставляя открывать все больше и больше нового для Трубецкой. Когда они оба сидели наверху Эйфелевой башни и смотрели, как погасали ночные огни, и утреннее солнце медленно поднималось вверх, расстелив свои лучи на крышах Парижа, Юле в голову приходила одна тревожно настойчивая мысль: "А что если все это скоро кончится?".