— Почему он свои претензии не решил мечом? — удивился Бертольд.
— Потому что его преклонный возраст этого не позволил. Каждый раз, когда он делает резкое движение, из него начинает сыпаться песок.
— А его супруга под стать ему? — ехидно улыбаясь, спросил Григорий.
— Что ты! Этот нежный бутон только начал расцветать. Но унылое прозябание возле дряхлого старика, начало губить неокрепший росток. Я решил, что просто обязан вдохнуть жизнь в это юное создание, которое от скуки начало увядать в провинциальном болоте.
— Неужели твой сосед решил огласить столь пикантную подробность, как измена жены? — не поверил Роберт.
— Ни в коем случае. Он обвинил меня в ереси. Сказал, что я не посещаю церковь, хвалю мусульман …
— Наверное, ты дал для этого повод? — догадался Бертольд.
— Церковь я действительно посещал редко, — признался Гуго. — Но делал это только ради спокойствия прихожан. Местный пастырь читал проповеди нудным голосом, который на меня наводил тоску. Однажды я заснул, и даже начал храпеть. Чтобы не смущать добропорядочных прихожан, мне пришлось отказаться от райской музыки, звучащей в стенах этого святилища. Во всем остальном, сосед меня оклеветал. Он не правильно понял мои слова, когда однажды, после нескольких кубков вина, я разоткровенничался, и мы стали обсуждать церковные каноны.
— Опять проповедовал многоженство? — осуждающе посмотрел на своего друга Бертольд.
— Нельзя же всерьез принимать все, что я говорю, — оправдывался Гуго.
Не прекращая разговора, друзья поднялись в столовую, где слуги уже накрывали на стол.
— Прелюбодеяние тяжкий грех, — напомнил Роберт. — Но, я думаю, не из-за этого тебя невзлюбил местный епископ. Что ты говорил про ересь?
— Я удивился, что католическая и православная церковь не могут прийти к согласию. Дружеская беседа. Никого ни хвалил, ни ругал. Сосед же заявил, что я отступник веры. Что он написал в своем доносе, не знаю, но пастырь общины предал меня анафеме и обещал довести дело до церковного суда.
— Ты же не священнослужитель. Какой суд? — удивился Григорий.
— Лицемерные церковники давно уже заручились поддержкой светских властей, — стал пояснять Гуго. — Они заявляют, что никогда церковь не жаждет крови, но что в деле истребления еретиков она возлагает свои надежды на светскую власть.
— Что это значит? — не понял Григорий.
— Церковь выносит еретику обвинение, и настоятельно просит светские власти принять незамедлительные меры. Те в свою очередь, преисполненные справедливым гневом выносят приговор, который заканчивается публичным сожжением еретика. За последние пол века такие костры стали возгораться по всей Европе с удивительным постоянством.
— Бертольд, это правда? — спросил Григорий.
— К сожалению да, — смутился тамплиер. — Некоторые епископы слишком усердствуют в борьбе за чистоту веры. Начались обвинения в колдовстве, ереси и других грехах. Те, кто не смог доказать свою невиновность, оказывались на костре.
— Какое варварство! — возмутился Григорий.
— Скажу больше! — воскликнул Гуго, воодушевленный моральной поддержкой Григория. — Церковь стала слишком корыстной. Она уже не просит делать пожертвования, а требует. Епископы начали присваивать земли не вернувшихся из крестовых походов рыцарей. Чтобы заполучить понравившийся кусок земли, достаточно стало объявить ее владельца еретиком. Поэтому вся склока мне видится совсем в другом свете. Сосед позавидовал моему богатству, а его друг епископ не прочь поживиться за чужой счет.
— Чужие проступки не оправдывают твоих прегрешений, — остудил своего друга Бертольд. — Не надо прятаться за грехи других людей, как за крепостные стены. Отвечай за свои провинности.
— У тебя других тем для разговора с соседом не было? — возмутился Роберт. — Ты же никогда не интересовался религией. Каждый раз, когда ты начинал разговор на эту тему, то обязательно нес вздор.
— Вот и сосед был такого же мнения, — обиделся Гуго. — Это меня оскорбило, и я вступил в спор.
— Представляю, что ты там наговорил, — застонал Роберт.
— Я ни на чем не настаивал, — стал пояснять Гуго. — Меня лично устраивает любой хлеб, что пресный, что квасной, и все равно из кого исходит святой дух, а из кого нет. Но меня возмущает запрет на женитьбу духовных лиц. Бог создал женщин и мужчин, благословил их на то, чтобы они продолжали свой род. Почему католическим священникам запрещено жениться? Где это написано? Почему православные священники женятся, заводят детей, но Бог их за это не карает? Что за варварство считать грешницами тех, кто вас произвел на свет?