Шахнаме. Том 1

МЕНУЧЕХР [184] [Царствование длилось сто двадцать лет ]

Со дня, как властителя смерть унесла,
⁴⁶²⁰ В слезах и печали неделя прошла.
Потом Менучехр, властелин молодой,
Венец на себя возложил золотой.
Смиритель нечистых, губительных сил,
Сто двадцать блистательных лет он царил.
Мужи-меченосцы иранской земли
Приветствовать нового шаха пришли.
Когда он воссел на кеянский престол,
Весь край возродился, от счастья расцвел.
Поклялся он чести законы блюсти[185],
⁴⁶³⁰ Сказал: «Будут правда и вера в чести».
Сказал: «На престоле я, року подстать, —
Гроза для врагов, для друзей — благодать.
Земля мне покорна, мне друг — небосвод,
Властителей головы меч мой сечет.
Сражаться я стану за веру мою,
Со злом совладаю, добро отстою.
Средь ночи врага отыщу и схвачу;
В седле, словно бурное пламя, лечу.
Владею мечом, золотой булавой[186],
⁴⁶⁴⁰ И знамя Каве над моей головой.
Как молния в тучах, мой острый булат,
Опасности боя меня не страшат.
Я в битве — огонь, а настанут пиры —
Я моря щедрей расточаю дары.
Злодейству врагов положу я конец,
Их кровью окрашу я землю в багрец.
Разя булавою, прославил я трон,
Которым подлунный весь мир озарен.
При доблестях стольких лишь раб я простой,
⁴⁶⁵⁰ Склоненный пред силой Йездана святой.
Я руки, рыдая, вздымаю к лицу,
С мольбою смиренной взываю к Творцу.
Он войско мне дал, Им венец мне вручен,
Защита моя и прибежище — Он.
Я молод, но опытом деда богат.
Во всем Феридуну я следовать рад;
В любой из семи поднебесных держав
Кто кривде предастся, страх божий поправ,
Кто бедного сдавит тисками обид,
⁴⁶⁶⁰ Народу страданья и зло причинит,
Кто, чванясь богатством и сильной рукой,
Трудящимся людям отравит покой, —
Того нечестивым сочту я; вдвойне
В нем более зла, чем в самом сатане;
Презревшего правду благой Судия
Отвергнет сурово, отвергну и я.
Над злом занесу я карающий меч,
Вражду и насилье сумею пресечь».
В ответ именитые люди земли ⁴⁶⁷⁰
Царю Менучехру хвалу вознесли:
«О правдолюбивый, тебе наш привет!
Учил тебя царствовать праведный дед.
Твоими да будут престол и печать,
И царский венец, и небес благодать!
Послушно сердца мы вручаем тебе,
Мы жизни свои посвящаем тебе».
Встал доблестный Сам, первый в мире боец[187],
И молвил: «О праведный царь, о мудрец!
С надеждой мой взор на тебя устремлен.
⁴⁶⁸⁰ Да славится твой справедливый закон!
Ты гордый потомок иранских царей,
Избранник средь доблестных богатырей.
Йездан да хранит твою жизнь и покой,
Удача навек да пребудет с тобой.
Ты — память о древних годах для меня,
Надежда, опора ты, шах, для меня.
Как лев, нападаешь, могуч и суров,
Как солнце, сияешь в веселье пиров.
Да будешь ты всею вселенною чтим,
⁴⁶⁹⁰ Да будет престол неизменно твоим.
Победно ты бился, мир кровью омыв, —
Предайся ж покою, о битвах забыв.
Дай нам ратоборствовать с этой поры,
Тебе же — дворец, и вино, и пиры.
Отец мой и деды в былые года
Владыкам опорою были всегда.
Людьми не забыты Гершасп и Нейрем[188];
Хвала воздается воителям тем.
Поезжу по свету, облекшись в броню,
⁴⁷⁰⁰ Аркан свой закину, врагов полоню.
Твой дед посвятил меня в витязи встарь;
Ты — лаской мне сердце согрел, государь».
Приветливо витязю царь отвечал,
Немало даров драгоценных вручал.
Затем удалился воинственный Сам,
Герои другие— за ним по пятам.
Ушел и владыка к себе на покой,
Край счастливо зажил под царской рукой.

[О РОЖДЕНИИ ЗАЛЯ[189]]

Начну я сейчас удивительный сказ,
⁴⁷¹⁰ Из глуби веков донесенный до нас.
О витязе Саме послушай, сынок,
Как шутку сыграл с ним изменчивый рок.
Наследника не было Саму дано,
А сердцем отрады он жаждал давно.
В покоях его расцветала краса:
Лицо — лепесток, мускус темный — коса.
И Сам на отцовство надежду питал:
Подруга, чей лик, словно месяц блистал,
От сына Нейрема была тяжела,
⁴⁷²⁰ С трудом эту тяжкую ношу несла.
Родился младенец у матери той,
Как ясное солнце, слепя красотой;
Лицом словно солнце, одна лишь беда —
Была голова у младенца седа.
Неделю молчали при Саме о нем.
Легко ли признаться в изъяне таком?
Все женщины в доме, тревоги полны,
Стенали, над мальчиком тем склонены.
Никто не решался отцу рассказать,
⁴⁷³⁰ Что сыном седым разрешилася мать.
Одна из прислужниц, как львица смела,
Смятение скрыв, к исполину вошла,
Ему принесла долгожданную весть,
Сказала, воздав именитому честь:
«Приветствую славного Сама-бойца,
Завистников да разорвутся сердца!
Дал бог тебе то, что давно ты искал,
Мечтою о чем свою душу ласкал.
Родился, о доблестный мой господин,
⁴⁷⁴⁰ У месяцеликой пленительный сын.
Поверишь, ребенок — что львенок на вид:
Малютка — уже храбрецом он глядит.
Белей серебра, ликом радует взор,
Ему ничего не поставишь в укор.
Один лишь изъян — мальчик седоволос.
Таким уж родиться ему довелось!
Ниспосланный дар и таким возлюби.
Не вздумай роптать и душой не скорби».
Воитель, встревоженный вестью такой,
⁴⁷⁵⁰ К подруге направился в спальный покой.
Пред ним в колыбели, прекрасен, но сед
Младенец, какого не видывал свет.
Прекрасен, и щеки пылают огнем,
Но снега белей каждый волос на нем.
Как только седое дитя увидал,
Прославленный витязь в тоске зарыдал;
Насмешек людских устрашился душой,
И черная дума смутила покой.
В отчаянье руки воздев к небесам,
⁴⁷⁶⁰ Молил о пощаде и помощи Сам:
«О Ты, что сильнее неправды и зла,
Чья воля всегда благодатна, светла!
Коль тяжко я против Тебя согрешил,
Угодное дьяволу если свершил,
Молю, о Владыка небес и земли,
Мне втайне прощенье Свое ниспошли.
Сжимает мне сердце мучительный стыд,
От горести кровь моя в жилах кипит:
Младенец, должно быть, нечистого сын;
⁴⁷⁷⁰ Черны его очи, а кудри — жасмин.
Коль витязи, в княжеском замке гостя,
Увидят зловещее это дитя,
И спросят о нем, — как назвать его им?
То ль пестрым тигренком, то ль духом лесным?[190]
Открыто и тайно вся гордая знать
Насмешками станет меня осыпать.
Придется покинуть Иран от стыда,
Отречься от этой земли навсегда».
Сказал и, разгневан жестоко, ушел,
⁴⁷⁸⁰ Ропща на веления рока, ушел,
И слугам велел он, не медля в пути,
Младенца к Эльборзу тайком отнести,
К подножью хребта, что до туч вознесен,
Но пуст и безлюден с давнишних времен.
На кручу взойти не решался никто:
Там высилось птицы Симорга гнездо[191].
Умчались, оставив младенца в пыли,
И многие годы с тех пор протекли.
Еще не познавший ни света, ни мглы,
⁴⁷⁹⁰ Ребенок лежал у подножья скалы,
Забытый отцом маловерным своим,
Пригретый Творцом милосердным одним.
Детенышу львица любви языком
Твердит, насыщая его молоком:
«Хотя б кровью сердца питала тебя,
И то б должником не считала тебя.
Ты в сердце моем, с ним ты слился в одно;
Коль вырвут тебя, разорвется оно».
Но брошен младенец, забыли о нем,
⁴⁸⁰⁰ Кричащем от голода ночью и днем.
То палец сосет он, забывшись на миг,
То снова разносится жалобный крик.
В гнезде у Симорга иссякла еда,
И вылетел шумно Симорг из гнезда.
Вдруг видит он — плачет младенец грудной;
Земля — океан, излучающий зной.
Земля вместо матери, люлька — гранит;
Дитя без одежды, без пищи лежит,
Лежит у подножья скалы вековой,
⁴⁸¹⁰ И солнце палящее над головой.
Ах, если б тигрица его родила,
И та бы укрыла, от зноя спасла...
Всевышний Симорга сумел укротить[192],
Не стал быстрокрылый добычу когтить:
Слетел с облаков он, мгновенно дитя
Схватил и понес, точно ветер летя;
На самый высокий из горных зубцов
Вознесся — туда, где растил он птенцов.
Пред ними кричащего он положил,
⁴⁸²⁰ Младенца он в пищу птенцам предложил.
Но милость явил Вседержитель благой,
Иное начертано было судьбой.
Дитя, проливавшее кровь из очей,
Растрогало птиц красотою своей.
Пленила их чистая прелесть лица.
И диво!—любовь им согрела сердца.
Нежнейшую дичь добывали ему,
Взамен молока кровь давали ему.
Неслышно текли за годами года;
⁴⁸³⁰ Забытый младенец во мраке гнезда
Стал отроком, юношей стал, возмужал...
Однажды вблизи караван проезжал.
Пред взорами муж сребротелый возник,
В плечах — как утес, а в обхвате — тростник
Молва побежала, легка и быстра:
Не скроешь от света ни зла, ни добра.
И вскоре известья до Сама дошли
О брошенном сыне, что вырос вдали.

184

Менучехр — в «Шахнаме» шестой владыка Ирана, потомок Феридуна, внук Иреджа. Таковым Менучехр представляется и в пехлевийских предысточниках (по различным вариантам: сын, внук, потомок Иреджа).

Основное расхождение предысточников с «Шахнаме» состоит в том, что Фирдоуси относит войны с Афрасиабом и Тураном, а также эпизод пленения Менучехра к правлению его сына Новзера.

Имя Менучехр восходит к авест. Манушчитра, — где Мануш — название горы, а читра — род, происхождение, и что значит — рожденный на горе Мануш. Во время Фирдоуси имя Менучехр утеряло свой первоначальный смысл и воспринималось как «обладатель райского облика» (мину — небо; чехр, чех ре — лицо, облик).

Местом рождения Менучехра считались окрестности древнего Рея. В народном представлении Менучехр, как и Феридун, — символ борца за справедливость.

185

Клятва Менучехра — своего рода тронная речь идеального правителя.

186

В подлиннике: кафш — золотая обувь.

187

В подлиннике: джехан пахлаван, т. е. мировой богатырь, титул, увенчавший, кроме него, и его внука Ростема.

188

Нейрем — по-видимому, сокращенная форма от Нериман, осмысляется как имя отца Сама. В «Шахнаме» Сам называется сам-е нариман (или Нейрам), что обычно толкуется как Сам, сын Наримана. По-видимому, мы имеем здесь превращение эпитета nairi-mana (авест. — мужественный) в самостоятельное лицо. Таким образом, первоначальное сочетание Сам-е Гершасп-е Нариман, т. е. «Сам — сын мужественного Гершаспа», стало восприниматься как «Сам, сын Наримана».

189

Заль, Заль-Зер (зал-е зар, где заль — старик, а зар — старый, седой (Современное значение зар — золото.)) Заль — сын Сама, воспитанный птицей Симорг, которая дала ему имя Дестан (хитрость, уловка). Сочетание «Дестан, сын Сама» (дастан-е сам), или просто Дестан чередуется в «Шахнаме» с «Заль» или «Заль-Зер».

190

В подлиннике вместо «дух лесной» сказано «пери».

191

Симорг — чудесная птица иранских мифов и преданий, живущая в горах Эльборз. Название Симорг восходит к авестийскому сочетанию Saenomerego — примерно «орел-птица».

192

В подлиннике дословно: «Владыка дал чувство любви Симоргу, который и не помыслил о том, чтобы съесть ребенка...».