– Слушаю, – пробормотал он.
– Евгений Семеныч! – закричала трубка голосом диспетчерши. – Евгений Семеныч! Идите скорее на шахту, в стволе человека убило!
– В каком стволе?
– В клетьевом.
Трубка забикала. Он ватной рукой зажег ночник, потянул со стула брюки, все яснее осознавая, что это уже не сон. Сунув босые ноги в сапоги и набросив что-то на плечи, он побежал на шахту. У ствола никого не было. Превозмогая тошноту, он свесился через ограждение. Внутри тихо и темно. Да и наверху светилась одна только тусклая лампочка под строительными лесами. В ее свете возникла некая унылая фигура.
– Что случилось? – еле шевеля языком, спросил Евгений.
– Ну это, бригадира Самойлова, того, убило, значит, – глядя в сторону, ответила фигура.
Ко всему, пострадавший был еще и членом парткома!
– Как убило? Чем?!
– Должно, на голову чего-то свалилось.
– Где он сейчас?
– В больничку свезли. Да вы идите лучше в контору, товарищ начальник, все собрались уже, вас одного только ждут. Там всё и узнаете.
Евгений пошел куда было сказано. В его кабинете ярко горел свет. Внутри и в коридоре, у распахнутой настежь двери, толпился народ. В воздухе густо висел табачный дым, чего он, кстати, никогда у себя не допускал. Протолкавшись между рабочими, Слепко увидел вокруг своего стола по-хозяйски расположившуюся комиссию. «Когда они успели собраться?» – промелькнула ненужная мысль. На самом-то деле он знал, подготовленный своими снами, что все эти люди собрались только ради него. Потому и известили последним, чтобы к его приходу все было уже готово и прошло как по маслу. Он попытался принять уверенный вид, заправил выбившуюся из-под ремня ночную сорочку. Но никто с ним даже не поздоровался, только спины рабочих немного раздались, пропуская его к столу. Сидели: горнотехнический инспектор, прокурор района, уполномоченный НКВД, сменный десятник с клетьевого ствола, Кротов и Лысаковский. Инспектор, седой великан с резкими чертами волевого лица, опрашивал одного из проходчиков, записывая ответы на лист бумаги:
– Расскажите-ка нам теперь поподробнее, как это случилось.
– Ну, мы это, начали бурить, а тут сжатый воздух вырубился. А бригадир, Самойлов то есть, крикнул, чтоб, значит, подавали бадью, чтоб на ней, это, наверх ему подняться и там, значит, разобраться, чего и как. Бадью, это, долго очень не давали, а когда, значит, опустили они ее, только бригадир в нее полез, как вдруг воздух пошел, и буры, это, заработали и запрыгали по забою. Глядим, а Самойлов, значит, лежит, и у него кровь льется. Вот.
– Так его, может, буром зацепило?
– Да не, нет вроде…
– Нет вроде или точно нет?
– Точно нет.
– Тогда, может, сверху, что-нибудь, упало?
– Кто его знает, может, и упало…
– А вы не заметили, что именно упало? – спросил прокурор.
– Не, не заметили.
– А заметили рану от удара на его голове?
– Не.
– Но там же была рана?
– Вся голова была в кровище.
– Что вы тогда сделали? – вступил опять инспектор.
– Что сделали? Положили мы его, значит, в бадью и подняли на-гора. Там его вроде как в больничку увезли.
– Он тогда еще жив был?
– Да вроде. Без сознания только.
– Но все же, товарищ, э... Скрипка, как, по-вашему, что явилось непосредственной причиной гибели бригадира? – гнул свое прокурор.
– Не знаю я. Должно, ударило чем.
– Чем же все-таки его ударило?
– Да не заметил я.
– Кто-нибудь, заметил, товарищи? – возвысил голос прокурор. Но собравшиеся только молча скрипели сапогами, уставясь в пол.
– Человек на ваших глазах упал с окровавленной головой. Значит, что-то его по голове ударило?
– Оно конечно, – ответил один из рабочих, белобрысый губастый паренек.
– Дело ясное, – встрял Лысаковский, – кусок породы сверху упал. В это время на полкé работали бетонщики.
– А ведь мы много раз предупреждали начальника строительства, – как бы себе под нос, но так, чтобы все услышали, пробормотал Кротов.
– Да, да, нам тоже сигнализировали, что новый способ проходки чрезвычайно опасен, – оживился уполномоченный НКВД.
– Кто отвечал за применение опасного непроверенного способа? – задал риторический вопрос прокурор. Все посмотрели на Слепко.
– Отвечал я. Я за все тут отвечаю! – прозвучал голос Евгения.
– Кто предложил этот так называемый способ? – продолжал чеканить слова прокурор, которому, кстати, за последние недели Слепко просто-таки плешь на голове проел нудными рассказами о «параллельном способе». Как человек холостой, бесхозный он частенько по-соседски захаживал к жившему этажом выше прокурору на огонек. Тот имел большую дружную семью и налаженный быт.
– Я предложил.
– При этом вы знали, что способ опасен?
– Нет, он не опасен, точнее, он не более опасен, чем любые горные работы.
Все происходившее до смешного совпадало со сценарием его обычных кошмаров.
– Это не ответ! Не темните, гражданин Слепко! Отвечайте прямо, опасен способ или нет?
– Еще раз повторяю: он не более опасен, чем обычная проходка.
– Значит, все-таки, – опасен?
– Нет, ну просто это пока еще новый способ…
– Вот как, – драматически воскликнул Кротов, – когда партком, грамотные специалисты и старые рабочие в один голос предупреждали этого деятеля, он грубо нас оскорблял, воротил, видите ли, нос. А когда случилось то, о чем ему говорили, он подло юлит, выкручивается, мол: я – не я и лошадь не моя. То ли опасен способ, то ли не опасен. А человек, товарищ наш дорогой, погиб! И какой человек! Ты, Слепко, мизинца его не стоишь!
Евгений смолчал. В конце концов, собственная вина была для него очевидна. «Вот я и попал под суд, – отрешенно подумал он. – Их правда, я рисковал. Зачем?» Собственное поведение казалось ему теперь ужасно глупым, а Кротов – во многом правым. Он присел на стул в углу и зажмурился, совершенно не интересуясь больше тем, что делали все эти люди в его бывшем кабинете. Комиссия, между тем, приступила к составлению акта о гибели бригадира Самойлова.
– ...Вероятнее всего, смерть наступила от падения куска породы с рабочего полка в забой, что подтверждается травмой черепа... – монотонно звучало в комнате.
Далее пространно излагалось, что начальника строительства многократно предупреждали, но он в приказном порядке настоял на применении этого опасного и технически несостоятельного способа, что, в конечном итоге, явилось причиной гибели заслуженного рабочего.
Слепко вдруг встрепенулся.
– Почему к гибели, он ведь еще, кажется, не умер?
– Считайте, что умер, врач сообщил, что до утра Самойлов не протянет, – отрезал энкавэдэшник, остро глянув в глаза Евгению.
– Осталось, товарищи, решить последний и главный вопрос: кто виновник аварии? – обратился к членам комиссии инспектор.
– Я думаю, тут двух мнений быть не может, – ответил за всех прокурор, – единственным виновником является инженер Слепко.
– Так и запишем… Все согласны с выводом товарища прокурора?
– Я согласен, – буднично сообщил уполномоченный.
– И я... и я... я согласен! – подтвердили остальные.
– Вы как начальник шахты тоже должны подписать, – обратился инспектор к Евгению. – Вы согласны с нашими выводами?
– Ну, в общем... да, – промямлил тот.
– Тогда подпишите.
– Нет! Я ничего подписывать не буду! – отчаянно закричал вдруг Евгений и выскочил из комнаты. Его проводили спокойными ироничными взглядами.
Не помня себя он вернулся домой и, как был, не снимая заляпанных грязью сапог, повалился на шелковый диван в гостиной. Квартира со всей обстановкой досталась ему от предыдущего начальника строительства. «А теперь, – подумал он, – все это перейдет к кому-то еще, кого пришлют на мое место. И он тоже, как я, даже не поинтересуется, откуда тут взялся этот нелепый мещанский диван и кто лежал на нем прежде». Внутреннему его взору представился длинный ряд безликих начальников, валяющихся на полосатых диванах. Светящиеся стрелки будильника показывали пять утра. «Чем тут без толку переживать, нужно что-то делать, а то – пропаду!» – мысль была совершенно отчетливой, словно кто-то произнес ее вслух. Евгений вскочил и, не захлопнув двери, выскочил на улицу. Полной грудью вдохнув сырой утренний воздух, он огляделся и рванул в сторону больницы, охваченный новой, почти безумной надеждой: «А вдруг этот чертов Самойлов жив-живехонек, сидит там сейчас с перевязанной башкой и чай пьет?»