Шахта
Шахта
ШАХТА
- Чё у вас там в южном штреке? - раздались басовитый голос Виктора Тихоновича, его гулкие шаги по сухому полу коридора. Бавыкин бросил молот, штыри, с треском разогнулся.
- Да шумнуло что-то, товарищ прораб, - крикнул он в соседний туннель темноты. - Тряхануло сверху малец, осыпь кажись...
- Кажись? - Виктор Тихонович решительным шагом вышел из темноты, быстро пожал руку шахтеру. - Пойдем, сами глянем. Опоры там Хлещев ставил, сам понимаешь - как бы не ёбнулось.
- Эт точно, - Бавыкин ощерился белой, мраморной улыбкой, смахнул песочный налет со лба. - А с распорами чего делать?
- Бросай! - распорядился Виктор Тихонович. - Успеется.
- Каску-то брать? - Бавыкин остановился рядом с крючьями, на которых висели старые спецовки и покрытые угольной пылью каски. Виктор Тихонович хмыкнул.
- Ты, Бавыкин, прям первый раз замужем! Сами-то, блядь, не полезем - так, глянем одним глазком, отчет составим.
- Лады, - Бавыкин снял и бросил рукавицы, поскреб твердый лоб. - Попехали тада.
Вдвоем они ходко миновали угольные вырубки, наполненные скрежетом и усталым матерком. Виктор Тихонович посматривал на рабочих, изредка комментируя видимое:
- Ну, Саныч, плиту ты хуяришь! Ебало треснет!
- Чужой-то каравай слаще, - глухо ответил Саныч, с тяжелым выдохом вынимая молоток из длинной, впечатляющей трещины. Виктор Тихонович гулко расхохотался.
Наконец они вошли в сквозной туннель. Звуки труда угасали, слышалась лишь мерная капель. Опоры и распорки здесь недавно меняли, они еще тускло поблескивали на стыках. Бавыкин гордо осмотрел усиленные конструкции, похлопал по стойке:
- На века сработано, Виктор Тихонович. Никакая грунтовка не усадит! Вес-то на гусеницу вынесли, а вот тут, - Бавыкин стукнул по металлической обшивке опоры, - почти три куба на седьмую! Почти сталёвка!
- Да, хвалиться ты всегда был передовик, Бавыкин, - Виктор Тихонович остановился, огладил бороду. - Вот только с трудовым режимом, я слыхал, ты не в дружбе. Наверх повадился лазить. Ты у меня того, смотри! - Виктор Тихонович погрозил шахтеру пальцем. - Пыльной каши тебе норму урезали, а ты все дуркуешь. Гляди, не посмотрим, что заслуженный - бороду в рот запихнем и из жопы вынем.
- Виктор Тихонович, да если б в каше этой окаянной дело было! - Бавыкин проигнорировал последнюю угрозу начальника. - Я ж не от того бегаю, что несознательный. Сами же меня в комсомол принимали, помните небось? А только жить тяжелее стало. Неровно как-то. Вот, взять, к примеру, работу нашу. Вроде бы как все работаем ударно, въебываем до черных лун. А платят, как, прости Совет, бог на душу положит. Взять хотя бы того же Малинькина. Я про него ничего плохого сказать не могу, парень он хороший, дельный. Я за него хоть в гранит, хоть в сланцы. Но ведь это ж никудышно выходит! Как Малинькин работает - и как я! Малинькин с утра заступит, молоточком потюкает, образцы породы сколет, с откатчиками попиздит - и куку! В клубе скипидаром чистится! А я? Пока, ебаться-колупаться, до Северного шельфа дотопаешь - уж жареным камнем несет. А трудодни нам, однако же, одинаково калякают. Вот и выходит, что ему за трудодень политура, каменное мясо и слава, а мне - несправедливые подъебки. Вчера вот мимо Алпатовской вырубки шел. Так мне Тывлов, гнида, кричит: «Когда, мол, пригласишь ноги свои есть?» Мне после такого хоть и не ходи вовсе...
Виктор Тихонович рассмеялся.
- Вот, смешно вам, а мне приходится в таком свете за спиртом наверх шариться. Да еще угля рюкзак тащишь да думаешь - как бы на народный контроль не наскочить. Такие вот у меня борения.
- Ну, про трудодни ты верно подметил, - Виктор Тихонович, отсмеявшись, посуровел. - Система нечеткая, не всегда справедливая. Но другой сейчас нет, приходится пользоваться существующей. Пойми, общее начисление - утопия. Это только у Маслохорева вычеты на скрижалях складно выглядят, а на деле любая оплата подразумевает стратификационный фактор распределения материальных благ...
- Так я к тому же и веду, - просиял Бавыкин. - Спирту наливайте - и вся недолга. А то получаешь, как говорится, ноль целых хрен десятых, и кишочки сполоснуть нечем.
- Это мы обсудим на ближайшем заседании Совета, - пообещал Виктор Тихонович. - А пока пойдем, осмотрим.
Дальше потянулись пустые, заброшенные вырубки, нагло зевающие никчемной, чужой породой. Только возле одной из них стояли двое стражей с большими топорами, с красными нарукавными повязками. Из вырубки спокойным потоком изливался яркий стеклянный свет.
- Здорово, белоснежные! - Виктор Тихонович приветственно поднял руку. - Как служба?