Нет-нет но и в наше время нередко проявляются инстинкты наших древних прародителей. Не знаю, как Шурику, но мне, привыкшему к свежему лесному, полевому воздуху, с ночлегами на душистых сеновалах, считай всё лето и до поздней осени, было дурно. Но не одному мне приходилось тяжело дышать этой смесью. Некоторые не выдерживали и пытались открыть вагонные окна, но если кому это и удавалось сделать, то в это отверстие сразу же залетал густой ядовитый паровозный дым, пожалуй, хуже, чем душный вагонный воздух. А ведь ехать нам с Шуриком до места назначения предстояло несколько суток и вот в таком дурмане.
Проводники обходили этот вагон стороной, в буквальном смысле этого слова. Они не проходили через наш вагон, даже если у них появлялась нужда попасть в другой вагон. Они обходили этот грязный вагон по перрону. Очень медленно тянулись дни, особенно ночи. Поезд, продвигаясь на северо-восток, оставлял позади малые и большие города. Количество пассажиров в этой душегубке понемногу уменьшалось. Примерно за сутки до окончания нашего пути в вагоне стало свободно настолько, что мы могли, удобно устроившись, отоспаться. Выбравшись на вокзал этого небольшого шахтёрского городка, мы поинтересовались, как и на чём нам добраться до училища.
Женщина, к которой мы обратились с этим вопросом, немного помедлила и, когда у неё в голове созрел ответ, достаточно лаконично проинформировала: прямо, до улицы Советской, направо по ней, до училища. «На чём» – у нас нет. Да тут и недалеко. Так оно всё и получилось. Не обременённые тяжёлыми, большими чемоданами, если не считать крохотного сундучка Шурика, мы очень скоро подошли к подъезду Горнопромышленного училища, о чём нам утвердительно сообщила большая вывеска. Пожилой вахтёр, узнав, что перед ним не шалопаи, а вполне солидные люди, к тому же желающие здесь обучаться, иначе зачем они бы приехали за сто вёрст «киселя хлебать», объяснил, как попасть к секретарю по приёму.
Секретарь объяснил, что комиссия по приёму и зачислению в училище будет работать через три дня. Экзаменов для поступающих ребят в училище – нет. Нужно только пройти медицинскую комиссию и получить справку «по форме», тем, у кого её нет. Разумеется, представить удостоверение личности, каковым должен являться паспорт. Мы с Шуриком были не единственными, у которых этот документ заменяли всевозможные справки с места жительства от сельсоветов, колхозов и других бесправных поселений. Так что секретарь, после непродолжительной беседы, направил нас на второй этаж, где находились спальни.
Что такое казарма в армии, я, по рассказам отслуживших ребят, имел представление. Так что вот эти училищные спальни были очень похожи на армейские казармы. Несмотря на многолюдство, в огромной спаленке мы отыскали две не занятые кровати. Взяли, по примеру других, из высокой стопки в углу матрацы. Таким образом, первый пункт нашего представления о гостеприимстве училища, так или иначе, был как-никак выполнен. Что же касалось питания, одевания, то с этим нужно было обождать. Так как мог быть отсев по каким-нибудь причинам, и только принятый в число учащихся мог иметь право на еду и одежду. Первый ночлег в этой училищной ночлежке мало чем отличался от общего вагона.
Пацанам, как себя называли обитатели этой ночлежки, спать совсем не хотелось. Почувствовав себя вольными казаками, они до одури курили, громко, не стесняясь, рассказывали похабные анекдоты, хохотали и ржали так громко, что стёкла в окнах дребезжали. Придумывали и другие аттракционы, такие, как прыгать с кровати на кровать, бросаться подушками, которые были в избытке, правда, без всяких наволочек. В этих подушках, когда-то набитых ватой, образовались комья, больше похожие на булыжники, отчего они стали более увесистыми. Шурик уже нашёл себе нового компаньона. Это был огромный верзила, то ли Стёпа, то ли Федя, а физический объём, в подобных коллективах, уже являлся авторитетом.
Шурик уже угощал его папиросами, подносил зажжённую спичку, и как говорят в подобных случаях, оформился в «шестёрки», получив за это опекунство.
Утром я прогуливался по дощатым тротуарам, смотрел, как ржавое, невысокое солнце купалось в дымных облаках. Все улицы из-за горной местности были наклонными, так что по ним можно было или идти в гору, или спускаться с горы. Заметил, как широкими шагами ступал по прогибающимся доскам тротуара то ли Стёпа, то ли Федя, а рядом с ним семенил Шурик, снизу вверх заглядывая тому в лицо. Меня это немного насмешило, но в то же время я испытал какое-то облегчение, так как отпала необходимость заботы о нашем тандеме. Я всегда любил пословицу: одна голова не бедна, а бедна, так одна.