— Холодная какая!
Она закрыла глаза и замерла. Кровь зашумела в голове Степана, и он поцеловал Милли. Ее тонкая рука вдруг обвила его шею, и мягкие губы раздвинулись. Но в следующую секунду девушка отпрянула с возмущенным возгласом:
— Что за глупости!
Гончар перехватил поводья ее лошади.
— Зачем ты едешь в лагерь?
— Хотела увидеть тебя.
— Увидела?
— Стивен, ты не понимаешь. Я хотела посмотреть, как ты устроился, как идет работа, как ты командуешь строителями. В Маршал-Сити тебя считают героем, вроде Джорджа Вашингтона. Отец-основатель. Мэр долго тряс папе руку и благодарил за то, что он тебя послал в этот городишко.
— Отец знает, что ты у меня?
— Конечно.
— И он так спокойно тебя отпустил?
Мелисса пожала плечами.
— А что такого? Я сама решаю, куда мне ехать. С тех пор, как умерла мама, в нашей семье одна хозяйка — я. Ах, да, ты же еще не знаешь…
— Не знал. Когда?
— В канун Рождества, — спокойно ответила Милли. — Она не мучилась. Две недели пролежала в постели, и однажды попросила вызвать священника. Сразу после причастия закрыла глаза, улыбнулась и затихла.
— Не знаю, что сказать… Мне очень жаль, — сказал Степан, вспоминая мягкий голос и ласковую улыбку Оливии Фарбер. — Она была замечательным человеком.
— Да. И она тебя любила. Мы все тебя любим, Стивен. А ты от нас прячешься.
— Не от вас.
— Поехали к тебе. У тебя отдельная палатка?
— Да. У нас с Коллинзом отдельная палатка.
Она вздохнула:
— Ты ничего, абсолютно ничего не понимаешь. А если к тебе приедут гости, ты их положишь спать с Коллинзом?
— У нас много места, и есть складная кровать. Но ко мне не приезжают гости. Где вы остановились? В «Серебряной звезде»?
— Нет, у князя. Папа собирается через месяц отправиться с ним в горы. Наверно, я тоже поеду с ними. А ты?
Степан кивнул в сторону насыпи, на которой звонко стучали молотками укладчики пути.
— Я не могу уехать.
— Ах, извините, мистер Такер! Я совсем забыла, что без вас тут все рухнет.
Она поджала губы, отвернулась и хлопнула коленями по бокам кобылы, подгоняя ее. Степан остался позади, но не стал торопить Тучку. Он знал, что Милли не выдержит больше минуты. Так и вышло.
— Ты даже не спросишь, как я жила все это время. — Она оглянулась, сердито сдвинув брови. — Может быть, я вышла замуж, а ты делаешь вид, что тебе все равно.
— Не знал, что в Колорадо разрешено заключать браки с детьми.
— Вот опять! Ты даже не знаешь, что мне уже семнадцать лет! Я уже сто раз могла обзавестись мужем!
— Но не обзавелась, надеюсь?
— Ну, тогда я бы не приехала. А ты тут не женился, случайно? Может быть, завел индейскую жену?
— Нет, не завел.
— Тогда кто за тобой ухаживает? Кто стирает твои рубашки?
— У меня их всего две.
— Две? Какой ужас. У мужчины должна быть дюжина сорочек.
— С дюжиной я не справлюсь.
— Подумаешь! Мы с мамой и Роситой обстирывали целую толпу землекопов, когда стояли на Йеллоустоне.
— Подходящее занятие для профессорской дочки.
— Мой муж будет каждое утро надевать свежую сорочку, — твердо сказала Милли. — И дети никогда не выйдут из дома в грязном платье. Если у нас не будет денег на прачку, я все буду стирать сама.
— У нас будут деньги на прачку, — сказал Гончар и осекся.
В последнее время он часто ловил себя на том, что размышляет вслух. Уединяясь на своем излюбленном холме, он не имел других собеседников, кроме Тучки. Той-то было все равно, о чем бормочет хозяин. А вот Мелисса…
— Что? — она остановилась. — Как понимать ваши слова, мистер Такер?
Он смущенно поскреб бороду.
— Ну… Я тоже люблю чистую одежду.
— Ах, вот оно что. — Девушка высокомерно вскинула голову. — А мне послышалось что-то другое.
Она хлестнула плеткой кобылу, но Гончар снова нагнал и перехватил ее поводья, не давая вырваться вперед.
— Нет, постой, разбойница. Тебе не послышалось.
«Что я делаю! — с отчаянием подумал он. — Она еще ребенок, она ничего не понимает, и ничего не видела в жизни. А вдруг она откажет! А вдруг согласится! И что тогда? Где нам жить? И что с ней будет, если меня завтра убьют?»
Но он уже не мог остановиться, и, отдышавшись, выпалил:
— Я сказал, что у нас с тобой всегда будут деньги на прачку, потому что не хочу, чтобы моя жена погрязла в стирке. Я хочу, чтобы у моей жены были нежные мягкие руки, и чтобы она не изматывала себя домашним трудом. И я хочу, чтобы моей женой была ты.
Милли покраснела, опустив глаза.
— Ну вот, теперь ты все знаешь, — с облегчением выдохнул Степан. — Не представлял даже, что смогу сделать тебе предложение. Ничего более трудного в моей жизни еще не было.