Гончар уже предвкушал удовольствие ночного перехода, когда заметил на склонах ущелья небольшой табун лошадей. Он поднял руку, и отряд, следовавший за ним по руслу пересохшей речки, остановился.
— Почему встали? — спросил Домбровский, поднося бинокль к глазам.
— Можем поворачивать обратно. Здесь индейцы.
— Почему вы так думаете?
— Только индейцы оставляют своих лошадей пастись так далеко от жилья.
— Но, может быть, это дикие лошади? Отбились, заблудились? Может быть, их сюда пригнали конокрады? Я не вижу никаких признаков индейцев.
— Какие признаки вам нужны? Стрела в спину — устроит?
— Бросьте, Такер, — поморщился Домбровский. — Ну, сами подумайте, о чем я доложу профессору, когда мы вернемся в лагерь? Об этих лошадях? Нет, мне надо хотя бы издали поглядеть на деревню. Если найдем стоянку, направим сюда другой отряд, с переводчиками и солдатами.
— И что тогда будет с деревней? — спросил Гончар.
— Ничего с ней не будет. Индейцы могут что-то знать о похищенной белой девушке. Кстати, вы не допускаете мысли, что она может оказаться как раз в этой самой деревне?
— Я допускаю мысль, что там может оказаться банда, которая не прочь поживиться за наш счет. Что бы вы сделали с тем, кто вторгся в ваш дом?
— Но мы не вторгаемся. Мы только краешком глаза…
— Можем мы хотя бы подойти к лошадям поближе? — спросил князь. — Если убедимся, что они принадлежат индейцам, сразу повернем обратно.
Гончару нечего было возразить на это предложение, казавшееся вполне разумным. «Как тяжело иметь дело с белыми, — подумал он, послав вороного вперед. — Все им надо доказывать. Каждому решению надо дать логичное обоснование. Кто бы им объяснил, что не все можно объяснить? Нет, надо либо избавляться от попутчиков, либо стать их проводником. Решения проводника не обсуждаются. И даже русский князь должен их выполнять, если хочет остаться в живых. Вот только непохоже, чтобы он слишком сильно этого хотел…»
Пятнистые лошади встревоженно подняли головы и замерли, глядя на приближающихся всадников.
— Видите? — торжествующе спросил Домбровский, вытянув палец. — Вторая слева! У нее тавро! Две семерки! Его видно даже отсюда!
— Да, видно, — согласился Гончар. — Не знаю, какая воинская часть метит своих лошадей двумя семерками. Но здесь поблизости нет кавалерии. Значит, это ворованные кони.
— Неужели сиу могли прельститься такими клячами? — с сомнением протянул князь. — Старые, худые, а одна, вроде, еще и хромает?
— Да, кони неважные, поэтому их и оставили пастись здесь. А поселок, скорее всего, гораздо дальше. — Степан, задрав голову, втянул ноздрями воздух. — Ветер приносит запах реки. Вот там вы увидите совсем других лошадей. И их хозяев. Но лучше бы вам их не видеть. Потому что если ты видишь одного сиу, значит, второй уже целится тебе в спину.
— Мы можем выслать дозор, — сказал князь, разворачиваясь назад.
Он жестом подозвал к себе старшего из казаков и сказал ему по-русски:
— Никита Петрович, у кого конь порезвее? У Речкина?
— Пожалуй, что у Бондаренки.
— Значит, Бондаренку — в дозор. Увидит копченых — сразу назад.
Степан Гончар по достоинству оценил познания князя в тактике. Но он подозревал, что индейцы давно уже наблюдают за отрядом, поэтому дозорный был обречен.
— Послушайте, князь, — сказал он. — Если ваш человек заметит индейцев, он не успеет об этом доложить. С одиночками здесь разговор короткий. Давайте уж двигаться всем отрядом. А когда нас остановят, я сам буду с ними говорить. Не вмешивайтесь. Договорились?
— По-моему, вы сгущаете краски. — Салтыков первым тронулся вперед. — Мы и не в таких местах ходили. И никого не потеряли. Но будь по-вашему. Ведите нас.
Гончар ехал впереди, прислушиваясь к птичьему гомону, который доносился из-за деревьев, покрывающих склоны ущелья. Вот раздался крик вороны — сначала протяжный, а потом два коротких. Тире, две точки. Издалека пришел ответ — две точки, тире. Степан невольно усмехнулся. «Если я сейчас скажу князю, что индейцы следят за нами, он снова потребует доказательств. Что я ему предъявлю? Это карканье? Ладно, ваша светлость, скоро вы сами все увидите».
Больше всего он жалел о том, что поспешил с переодеванием. Если бы на нем сейчас были мокасины и домотканая рубаха, Степан чувствовал бы себя увереннее. А красные сапоги и армейская куртка изрядно ослабят его позиции на переговорах. Если, конечно, сиу еще захотят говорить с наглыми пришельцами…