— Нет, я от политики далек. Но вы, князь, все-таки напрасно так оцениваете эмигрантов. Многим действительно трудно найти место на родине. Вот вы, к примеру, собираетесь поселить тут простых русских крестьян.
— Собираемся. Но обратите внимание, собираемся именно поселить. Сами-то они сюда не поедут. По своей воле в Америку стремятся те, кому в Старом Свете не дают развернуться.
— Мне показалось, что вы и сами не прочь остаться здесь, — осторожно заметил Степан.
— Остаться здесь? Но зачем? В мире еще столько непройденных дорог. Пока могу держаться в седле, не собираюсь останавливаться.
— Вы очень похожи на вашего друга. Мы с ним только что говорили как раз о непройденных дорогах.
— Я похож на Мишку? — Князь рассмеялся. — Что делать, скоро три года как мы едим из одного котелка. К тому же у нас общие корни. Обратите внимание, как он сложил платье, прежде чем прилечь на минутку.
Гончар и сам заметил, что сапоги Домбровского стояли по стойке смирно. Гладко расправленные портянки свисали с них, не доходя до земли ровно один дюйм с каждой стороны. Дорожный плащ был сложен в идеально ровный квадрат, воротник застегнут, а шейный платок свернут аккуратным фунтиком и поставлен как раз внутрь воротника.
— Мой ротный старшина был бы в восторге, — сказал он. — Отличная выучка.
— Да, кадетские привычки неискоренимы, — согласился князь. — Я был отдан в Пажеский корпус, а Мишка попал в орловский кадетский. Дети офицеров, сами знаете, не могут выбрать себе иную жизненную стезю, кроме военной службы.
— Служба бывает разная, — заметил Степан. — Вам, князь, грех жаловаться на судьбу. Могли бы сейчас торчать в каком-нибудь Урюпинском гарнизоне…
— Я и не жалуюсь. А Домбровский — он вообще счастлив. Он не успел вам рассказать, как очутился в экспедиции? Вижу, что не успел. А история крайне поучительная. В молодости все мы состояли в неких обществах. Назовем их кружками любителей общественного переустройства. Читали французских и английских мудрецов, обсуждали прожекты…
— Тайное общество?
— Пустопорожняя говорильня, сопровождаемая сжиганием фунтов табака и поглощением ведер крепчайшего чая. По счастью, вовремя образумились оба. И отошли от болтунов. Я отправился на Амур, а Мишка в гвардии служил. Дрался на дуэли, был изгнан из столиц. Служил по исправительному ведомству. И надо же было ему, сопровождая высочайшую инспекцию, встретить за Байкалом одного из прежних собеседников! Тот уже отбывал честно заработанное наказание, и Домбровский не преминул с ним возобновить отношения. Уж не знаю, долго ли эти отношения длились, и сколько табаку было воскурено на этот раз. Но, когда инспекция добралась до Амура, одновременно с ней нас достигло секретное сообщение. О дерзком побеге государственного преступника. Да-да, того самого, из наших говорунов. Мишка божился, что он тут ни сном, ни духом. Но прошло время, и говорун всплыл в Лондоне. И не просто всплыл, а на страницах либеральной прессы поведал миру о своем героическом побеге. Коему, между прочим, немало способствовал некий гвардейский офицер, распропагандированный нашим героем. Каково?
Гончар пожал плечами:
— Меня в этой истории удивляет только одно. Откуда на Амуре могли появиться лондонские газеты?
— Что же здесь удивительного? А откуда в Москве появляются швейцарские устрицы? Мы живем на пороге двадцатого века! Границы рухнули, расстояния сжались. Мог ли мой дед вообразить, что я буду беседовать с соотечественником в горах Колорадо, на обратной стороне Земли? Так или иначе, весть о побеге государственного преступника достигла тех, кто обязан принимать меры. И меры последовали. Мишку моментально выперли из гвардии и урядником перевели в казачье войско.
— Урядник — это понижение?
— Более чем, — усмехнулся князь. — Когда он явился ко мне представляться, я не задавал никаких вопросов. По счастью, он не стал кокетничать и строить из себя таинственного героя, а доложил коротко и ясно. А я уже одной ногой, как говорится, стоял на палубе. Живо зачисляю урядника Домбровского к себе в команду, и мы отбываем за океан, оставив с носом всех его недоброжелателей. Полагаю, разжалованием бы дело не кончилось. У нас уже научились делать карьеру на разоблачении политических противников. А Домбровский — блестящая кандидатура на такую роль. Одно польское происхождение чего стоит. Поляки — известные бунтари. Жандармы копнули бы до седьмого колена и обязательно бы нашли, что еще Мишкины предки только и думали, как бы подорвать столпы российского государства.