Девчонки переглянулись.
— Чудной ты, дядя, — сказала Маша. — Шел бы ты дальше своей дорогой.
— Я и шел. Да только дорога к вам-то и привела. Пошли к отцу, да живее.
Одна из девчонок присела и схватилась за сухой корень, торчавший из земли.
— Ну, пошли, — сказала она и, поднатужившись, подняла незаметную крышку погреба.
Из черного проема на Степана повеяло прохладой и запахом влажной земли. Маша первой спрыгнула вниз, Гончар, повесив винтовку на плечо, последовал за ней.
Это был узкий и глубокий ход сообщения, крытый камышом. Через щели сверху пробивались косые лучи света. Степан, пригибаясь, шагал за девчонкой, пока она не остановилась перед лесенкой.
— Ты, дядя, постой здесь, я папашу предупрежу, от греха подальше. Он у нас горячий, сначала стреляет, потом спрашивает.
— Это я уже заметил.
Она быстро взобралась по лестнице, только босые пятки мелькнули в полумраке. Тонька прошептала сзади:
— Дядя, дядя, отдай ружье, папаша заругает.
— И поделом. — Степан прислушался, но сверху не доносилось ни звука.
«Могли ведь и обхитрить, — подумал он. — Неизвестно, куда они меня завели. Сейчас еще эта Тонька полезет наружу, а потом крышку опустят и придавят сверху. И сиди, дядя, в подземной ловушке».
— Подвинься, дядя, я вылезу, — попросила девчонка, робко коснувшись его плеча.
— Сначала я, потом ты, — ответил Гончар, довольный, что разгадал коварные планы сестренок.
Наверху заскрипели доски под тяжелыми шагами.
— Что там за гость незваный? — вопросил грозный мужской голос. — А ну, покажись!
— Здравия желаю! — Степан поднялся на пару ступенек и выглянул из проема. — Здравствуйте, люди добрые!
Сначала он увидел множество босых ног. Больших и маленьких, выглядывающих из-под черных юбок или светлых штанин. Затем его взгляд обнаружил несколько винтовочных стволов, которые целились прямо в его голову и медленно приподнимались, пока он переступал с одной ступеньки на другую. Никогда еще ствол «спрингфилда» не казался ему таким широким. Лучше не думать, какие раны оставляют эти огромные пули. Впрочем, на такой дистанции после выстрела в голову и раны-то никакой не будет. Головы тоже. Эта мысль почему-то развеселила его еще больше, чем босоногие снайперши Машка и Тонька.
— А я шел мимо, дай, думаю, загляну, — говорил он, осторожно положив винтовку на пол перед собой. — Кто тут, думаю, стреляет? А это, оказывается, вы.
— Ты, мистер, говоришь по-нашему, а делаешь по-своему, — проскрипел старческий голос.
Это был скрюченный дед с пышной седой бородой и блестящей шишковатой лысиной. Он опирался на приклад дробовика, уперев его стволами в пол.
— Откуда по-нашему знаешь, мистер?
— Какой я мистер? — обиженно спросил Гончар, встав, наконец, во весь рост. — Русский я, русский.
— И много вас таких, русских, по нашим огородам ползают? Ишь, чисто кроты.
Чье-то хихиканье было оборвано звонкой затрещиной.
— И не так поползешь, если жить охота, — примирительно улыбнулся Степан.
— Кому жить охота, сюда не ходят. Нас тут все знают, а кто не знает, пеняй на себя. — Старик помолчал, разглядывая Степана с ног до головы, а потом заговорил торжественно и медленно, словно зачитывал приговор: — Вот что, мистер. Отдышись, отряхнись, да ступай к своим соколикам, что за рощей попрятались. Так им и скажи, что забрались они на чужую землю. Закон знаешь? Вот то-то. Мы по вашим огородам не ползаем, и вы от нас подале держитесь. Ступай. Филаретушка, проводи гостя.
Пока старик вещал, Гончар успел разглядеть остальных. Здесь собралось шесть или семь женщин, молоденьких и не очень, и трое мужчин, не считая деда-патриарха. Мужики все, как на подбор, были матерые, лет сорока и старше, длиннобородые и стриженые «под горшок». Три богатыря. Таких Гончар раньше видел только на иллюстрациях к сказкам. Наверно, они смотрелись бы очень естественно в кольчугах и латах, со щитами, копьями и булавами, да и меч-кладенец так и просился в эти огромные обветренные лапы, в которых «спрингфилд» казался мелкашкой.
— Пойдем, что ли, — пробасил один из богатырей. — Да не балуй.
Игривое настроение Степана улетучилось, и у него пропало желание говорить на языке народных преданий.
— Короче, — сказал он. — Я-то русский. Но те соколики, что отсиживаются в роще — это кавалерия Соединенных Штатов. Их пятеро, и сюда идет еще целый полк таких соколиков. Они собираются брать деревню штурмом. Потому что думают, будто вы прячете индейцев, которые украли белую девушку. Вся округа на ушах стоит из-за этой истории, а вы тут по армии стрелять вздумали. Армия таких шуток не понимает. Я-то уйду. Вижу, что здесь никаких индейцев нет и не было. И девушки этой тоже нет. А раз ее нет, то и мне тут делать нечего. Бывайте здоровы.