Это наверняка была женщина.
— Жанель? — прошептала она.
Никс выбралась из-под койки так, словно бежала на пожар, и когда ее рюкзак зацепился за что-то, она быстро сбросила его, оставляя вместе с ветровкой. Вскочив на ноги, она выпрыгнула из камеры и повернула направо. Бежать было недалеко, и, оказавшись в пределах досягаемости, она схватила фигуру за рукав мантии.
— Жанель?
Фигура остановилась. Повернулась.
— Это я, Никс…
Когда женщина подняла взгляд, капюшон приподнялся, и свет потолочных ламп осветил лицо. Никс охнула и отскочила назад.
У женщины не было одного глаза, и за этой раной плохо ухаживали, глазница была зашита черными нитками, которые не сняли, даже когда кожа затянулась. Рот также был изуродован, часть верхней губы отсутствовала, обнажая гнилые зубы и серые челюсти.
Из-под капюшона донесся рык бродячей собаки, и то, что осталось ото рта, приподнялось…
Что-то розовое застряло в сколотых зубах. Куски… мяса?
— Так-так, — протянул мужской голос. — Иди куда шла. Я знаю, ты не голодна. Видел, как ты только что ела.
Никс не стала оборачиваться и смотреть на того, кто решил вмешаться. Она была слишком озабочена тем, не собьют ли ее с ног, чтобы сожрать ее лицо на десерт.
Спустя напряженное мгновение… в течение которого с этого подбородка закапала слюна, а глаз туда-сюда смотрел то на Никс, то на мужчину позади нее… женщина опустила взгляд и тихо ушла.
Когда волна облегчения сменилась паникой, Никс повернулась, чтобы поблагодарить…
Заключенный, вставший на ее защиту, был огромным, и это объясняло, почему женщина со шрамами сложила два плюс два и решила уйти. Но он не был спасителем. Он стоял, буднично прислонившись к каменной стене, его сияющий желтый взгляд из-под опущенных век был оценивающим, а мускулистое тело могло дать ему все, что он только пожелает.
И предупреждения о новых знакомствах были кстати. Этот хищник не стремился пожать ей руку.
— Кажется, я не видел тебя здесь раньше, — сказал он.
Никс посмотрела на камеру, из которой вышла. Подумала о своем рюкзаке. Об относительной безопасности, которую оставила так безрассудно.
— А если ты новенькая здесь, — он скрестил руки на мощной груди. — То я проведу тебе вводный инструктаж. Первое правило — не подходи к кому-то, кто не стремится к твоей компании.
Когда ее сердце гулко забилось в груди, она посмотрела в другом направлении. Женщина завернула за угол и скрылась с глаз.
— Так, к сведению, — сказал мужчина с обманчивой мягкостью, — Я открыт для нашего знакомства.
Никс сосредоточилась на заключенном перед ней. До этого она не тратила время, разглядывая его волосы или черты лица, но сейчас тщательно изучила его, от длинных волнистых волос с проседью, до изгиба бровей и жесткой линии подбородка. При иных обстоятельствах она бы сочла его привлекательным, но не здесь. И не с этим выражением в его взгляде.
Он был убийцей.
И он был… другим.
Было в нем что-то инородное.
— Можешь бежать, если хочешь, — пробормотал он, скользя взглядом по ее телу. — Веселее будет.
***
Шакал надеялся, что ему не придется проделать весь путь до Улья, чтобы найти того, кого он ищет. И он думал не только об этом, когда вошел в главный туннель. Шагая вперед, он изучал заключенных: их рост, силу, слабость, скорость. Почти все были одеты в свободные одежды цвета грязи, как и он, но были различия в физических характеристиках. Цвет волос. Цвет глаз. Возраст и вес. Он подумал, что делал то же самое, когда впервые оказался здесь.
С другой стороны, тогда это был вопрос выживания.
Сейчас он глазами той женщины оценил все, что знал ранее. Здесь содержалось, по меньшей мере, полторы тысячи заключенных — кажется, что много, если не провести почти сто лет бок о бок с одними и теми же лицами — и новых давно не поступало. На самом деле, он не мог назвать ни одного новоприбывшего за последние десять лет.
С другой стороны, что там говорила женщина? Набеги. Роспуск Совета. Гибель большей части Семей Основателей.
Семьдесят пять лет назад, пятьдесят лет назад, если бы произошла подобная дестабилизация власти? Наверное, народ здесь поднял бы бунт и устроил побег. Но не сейчас. Несмотря на все, что он сказал своей гостье, Глимера давно не управляла созданной ей тюрьмой… по меньшей мере, уже лет двадцать.
Надзиратель давно начал прибирать власть к своим рукам…
Впереди, в толпе народа возвышалась фигура. Выше остальных, дед Шакала сказал бы, что он был «королевской выправки», каким-то образом одной походкой мужчина превращал свою непримечательную одежду в творение мастера.