ным лицом и черными волнистыми волосами, который нес его чемодан.
С помощью телеобъектива наблюдатели из ДСТ сделали два снимка этой пары и один — неизвестного спутника Му-харбала, когда, увлеченные разговором, те повернули на улицу Суффло и двинулись по направлению к Люксембургскому саду. На одной фотографии Мухарбал, еще более элегантный, чем обычно, несмотря на суровые испытания, постигшие его в Бейруте, что-то доказывает, рамахивая сигаретой. Его приятель внимательно слушает, оттопырив нижнюю губу, а полы расстегнутого пиджака раздувает ветер.
Человек из ДСТ, следивший за Мухарбалом, отметил его встречи с французской секретаршей Катериной Боннфой, и не более того. Бюджет ДСТ был скуден, а наблюдение за объектом обходилось дорого. Руководство ДСТ, с самого начала не сомневавшееся в том, что понапрасну тратит время на Мухар-бала, воспользовалось первым же поводом, чтобы прикрыть эту операцию. Через несколько дней после возвращения Му-харбала в Париж шифрованные сообщения, посылавшиеся на имя Морье через французское посольство в Бейруте, перестали поступать.
Слежка за Мухарбалом стала настолько нерегулярной, что 20 июня он сумел ускользнуть от ДСТ и перебраться в Великобританию. Правда, на следующий же день с помощью французов Специальная служба разыскала его и выслала обратно из Англии. В Кале он был с рук на руки передан региональному отделению Секретной полиции, занимающейся внутренней разведкой и более известной простым французам сотнями тысяч досье, которые она на них собирает. ДСТ было вынуждено униженно просить о передаче Мухарбала, мотивируя это необходимостью проведения допроса.
Оказавшись лицом к лицу с комиссаром Арраном в штаб-квартире ДСТ неподалеку от Елисейского дворца, Мухарбал начал играть в “кошки-мышки”. “У меня трое братьев и три сестры. Я занимаюсь живописью и выполняю декорационные работы”, — это все, что он заявил на первом допросе.{123}Однако на следующий день он подтвердил, что среди тех, с кем он встречался в Париже в течение нескольких предыдущих дней, был и Нуреддин. Мухарбал добавил, что он передал Нуреддину 10 тысяч франков и письмо из Бейрута; от кого именно, он говорить отказался.
Наконец, на пятый день содержания под арестом, 27 июня, Арран пригрозил Мухарбалу, что посадит его в самолет и на следующий же день отправит в Бейрут. Измученный допросами, Мухарбал сдался. Он знал, что его откровения ливанской полиции очень скоро станут известны его палестинским хозяевам, и возвращение в Бейрут для него будет равносильно смерти. Он прохныкал, что боится смерти, и сдал Нуреддина. Этот человек, солгал он, — основной связной Народного фронта в Париже. Мария-Тереза Лара, выдумывал он далее, его венесуэльская любовница, может знать о нем больше. Она живет в Латинском квартале, снимая студию в доме 9 по улице Тулье. Однако Мухарбал ничего не сказал ДСТ о Нэнси Санчес Фалькон, которая снимала эту квартиру пополам с Марией-Терезой. Студентка факультета антропологии, Нэнси той зимой влюбилась в Карлоса, и ее квартира в течение некоторого времени служила ему оружейным складом.
шторы. А раскаленное пекло двора, к ярости соседей, измученных бесконечными шумными вечеринками, заполняли доносившиеся из нее раскаты смеха и звуки латиноамериканской музыки.
Карлос и три молодых венесуэльских студента — Лейма Паломарес, Эдгар Марино Мюллер и Луис Урданета Урбина — зашли туда в пять часов вечера, чтобы выпить за здоровье Нэнси, которая уезжала на летние каникулы в Венесуэлу. После нескольких рюмок Карлос проводил Нэнси до остановки такси на улицу Суффло. Не потрудившись проводить свою подружку до аэропорта, он помахал ей рукой и отправился купить бутылку виски “J&В,”чтобы продолжить веселье.