— Точно, — с грустью вздыхает. — А жаль.
— Так. Направо не смотри, — вновь хватаю Зою под руку и быстро шагаю по коридору первого этажа к спортивному залу, делая вид, что вовсе не замечаю Яроцкого у дверей раздевалки.
— Это что? Это он тебя что ли…
— Молчи, Зоя! Просто иди!
— О, у Яроцкого такое же пальто, как у тебя? Прикольно.
— Что?!
Кто разрешил ему брать моё пальто?
Эта секундная остановка выйдет мне боком, уверена. Секунда, за которую Яроцкий успевает перехватить меня у Зои, вцепиться в локоть и потащить за собой.
— Прикроешь! — поднимает два пальца в воздух, будто команду Зое отдаёт.
— Тебя, или её?! — в непонимании кричит Зоя вслед.
— Забавная у тебя подружка, — ухмыляется, толкая от себя входную дверь, и следом толкая через порог меня.
— Я никуда не пойду! — пячусь. Да кто вообще ему столько прав дал?!
Толкает в спину через порог второй двери и вот я уже на крыльце!
С возмущённым видом складываю руки на груди и сдуваю с лица прядь волос.
— Сказала, что никуда не пойду. Ты оглох?
— Какая же ты сложная! — хмурится, набрасывает мне пальто на плечи и застёгивает на первую пуговицу. — Ну и не иди, — подхватывает под ноги и забрасывает к себе на плечо, так что я даже дёрнуться не успеваю. — Полетели.
— Поставь на место! Поставь меня на место, говорю! Нас опять все снимают!
— Тебе не всё равно? Может это единственное, что им счастье в жизни приносит?
Наконец Яроцкий соизволяет опустить меня на землю, и только я собираюсь без лишних слов зашагать обратно к школе, как замечаю – кивает в бок, где рядышком со школьными воротами припаркован…
— Я же сказала, что больше никогда в жизни…
— Это не мотоцикл, — перебивает. — Всего лишь мопед.
— Мопед?.. А, ну да, мопед. Теперь мне однозначно полегчало.
Смотрю на махину довольно потрёпанного вида, словно на ней долго кто-то неумелый катался, и тем же взглядом смотрю на Яроцкого, который уже перебрасывает ногу и опускается на сидение.
— 60 км/ч – максимальная скорость, — с таким разочарованиемсказал, будто его кто-то заставляет ездить на ЭТОМ. — Но я буду ехать ещё медленнее, обещаю. — Делает крестик из пальцев и с преувеличено серьёзным видом добавляет: — Клянусь.
И почему я всё ещё на месте стою?
— Держи, — протягивает мне шлем. — Для страховки. Гнать не буду. Ну? Ждёшь, пока вся школа с тобой попрощаться выйдет?
Чёёёрт! Откуда вас столько здесь? Только разве что младшие классы посмотреть не вышли?
— Ну, — подгоняет, тряся шлемом.
— И куда ты меня везти собрался?
— Узнаешь.
— Сейчас скажи.
— Не доверяешь?
Сужаю глаза:
— А должна?
— Ну, я же обещал не врать тебе. — Вновь трясёт шлемом.
Смотрю на него и даже глазом не веду.
Запрокидывает голову к небу, раздражённо вздыхает, выпуская изо рта облачко пара, и вновь смотрит на меня:
— А если мы все завтра умрём?.. — Щурит глаза. — Последнее о чём будешь думать ты, так это о том, что провела последний день в своей жизни в тухлой школе, вместо того, чтобы провести его так, как хочется.
— Откуда знаешь, чего мне хочется?
— Ну, ты ведь всё ещё здесь.
Вот же…
Хочется попросить его не улыбаться так. Хотя бы при мне. Ненавижу эту его победную улыбку, слишком хорошо она обезоруживать умеет, мозг в вату превращает, толкает на самые безрассудные поступки, о которых ещё час назад и подумать не могла. Но вот я сижу на мопеде за спиной Яроцкого, обнимаю его так крепко, как только могу и вдавливаюсь всей грудью ему в спину. Страшно не потому, что подо мной рычит мотор и мопед катит по улицам города – в детстве с папой на велике и то быстрее каталась, - страшно от мысли: если я добровольно пошла на это, то как далеко вообще могу зайти?..
Макс не солгал – тащимся, как черепаха. Так медленно едем, что даже попросить хочется немножечко поднажать. Перчатки остались в рюкзаке, а рюкзак за спиной, и пальцы, сцепленные в крепкий замок на животе Яроцкого, уже порядком замёрзли.
— Скоро? — кричу ему на ухо.
Кивает в ответ. Как и десять минут назад. Как и двадцать минут назад.