Уйти в сторону, врезать по затылку одному жадюге — под набалдашником шестопера хрустнула кость. Феллах по инерции продолжил бег, и, не издав ни звука, рухнул на лошадиную тушу. Его собрат особой быстротой реакции не отличался, удивленно глянул, развернулся к Катрин, наконец, опознал в высокой фигуре женщину, возмутился вдвойне, и попытался ткнуть даму саблей. Экая внезапная тяга к мушкетерской манере фехтования. Мог бы тогда от мешка за спиной освободиться — с горбом вообще не куртуазно выглядит.
Шестопер раздробил кисть, сжимающую сабельный эфес, селянин начал всасывать воздух для громогласного оповещения о своей сильной-сильной боли. Нет уж, ночь и так шумная, беспокойная. Катрин без затей ударила страдальца в лицо: остатки губ, зубов, да и вся нижняя челюсть сбрызнули с человека. Выронил саблю, повалился…
Донесся приглушенный вопль — третий соратник конкурентов все понял, развернулся и устремился прочь. Так-то, конечно, догадливый, но седельный мешок, два обретенных ружья и иную отягощающую добычу, не бросил. Катрин пробежалась следом, особо усердствовать в легкой атлетике не планировала, метнула шестопер. Тяжелый снаряд настиг бегуна и точно стукнул в шею. Беглец рухнул, дернул ногами и стволами ружей, замер.
Подобрав ударно-метательное оружие, Катрин подошла к телу. Ничего личного, но криков очнувшегося потерпевшего и всяких последующих свидетельских описаний «агрессивной ночной ведьмы» нам не нужно. Но беглец оказался счастливчиком — в смысле, уже отмучался — прилетевший в загривок шестопер сломал шею быстро и летально. Мародерша пнула ненужные ружья, вытерла ударный инструмент об одежду покойного, и, прихватив мешок, пошла обратно.
Настроение было так себе. Вот придешь куда и непременно убивать приходится. Рок какой-то, откровенно малоприятный. С другой стороны, тело вполне слушается, руки профессию помнят, что немного успокаивает. И никто этих селян набегать не заставлял: видите, что девушка болеет, нехорошо ей, так обойдите сторонкой.
Фляга внезапно нащупалась в незавязанном мешке. Отличная круглая баклага в нарядном чехле. Да фиг с ним, с чехлом, главное — булькает едва ли не половина. Катрин немедля бросила мешок и, присев на корточки, с чувством попила.
Утолив жажду (мерзкий привкус все равно остался), трофейщица подошла к праведно и неправедно павшим. Вот так оно и бывает: геройски сражались или практично охотились за материальными ценностями, а лежат рядом. Лошадь так и вообще кругом невинная. Какая гадость эта война.
Кавалеристы и мародеры согласно молчали, человечек со снесенной челюстью возможно еще был жив (кровь булькала), но возражать тоже не спешил. Катрин вздохнула и вернулась к шмоткам. Взять пару шаровар для одевания в рабочие моменты. Вот, маму их, что ж такие яркие? Впрочем, у этих алых штанов качество отменное, да и синие недурны. Покойников нужно не забыть от денег освободить, им-то уже без надобности. Трофейщица вывернула селянский мешок: обувь, пистолеты, трубки, а это…
Характерно выгнутые ножны, прячущие клинок длиной с локоть.
У болезненной девушки к непорядкам с головой и ядовитым привкусам в горле прибавилось сильное сердцебиение. Ятаган! Непонятно почему, но просто невыносимо потянуло к оружию. Ладонь осторожно обхватила отделанную костью рукоять ятагана. «Обратно-выгнутый», тускло сияющий, острый как бритва клинок… Да, самое оно!
Катрин успела изъять у мертвецов золотые монеты, стянуть сапоги пристойного размера и износа, но тут донесся шум и стук копыт, пришлось хватать узел с уже награбленным, обувку и удирать в тень пирамиды. Девушка, бормоча ругательства, запрыгнула на ступени и, пригибаясь, полезла повыше.
Затаившись в тени ступень-уступов, наблюдала, как пронесся отряд всадников — на этот раз с факелами — игра трепещущих теней эффектно осветила подножье, стены малых пирамид-спутников. Кто такие пронеслись, понять не удалось, да и фиг с ним — проехали и проехали. Катрин села и осмотрелась. С пустыни несло странной смесью остатков дневного жара и ночной прохладой. С другой стороны порой нагоняло дым и вонь пороха. Этакие противоречивые здесь атмосферы — просто мечта туриста.
Впрочем, и без всяких шуточек алые сполохи на речной воде приковывали взгляд. На Ниле пылали суда. Казалось, их сотни — языки пламени взметнулись на десятки метров, зрелище было жутковатым, но зачаровывающим.
Из темноты донесся барабанный бой — видимо, шло полковое перестроение. Блики от горящих судов сдвигались по течению.