Станислав задумался, перестал хитро улыбаться, даже погрустнел.
— Такое в кино хорошо, с подобными требованиями тебе не я, а старик Хоттабыч требуется. Сорокалетний мент, он мент и есть, и одежонка у него соответствующая, и на морде написано, и объясняется он только на двух языках, которые всей России понятные.
— С таким заданием можешь справиться только ты, даже я не осилю. Поэтому ты не летишь в Париж, работаешь дома.
— Ну, ты себя не топчи, захотел бы, так людей набрал.
— Возможно, но хуже тебя. Во мне хорошей простоты не хватает, гонору много. И люди меня помнят хуже, моя фамилия либо неизвестна, либо стала вроде ругательства. Мол, ты, Гуров, опустись на землю, много воображаешь..."
— Действительно, воображаешь, но мы привыкшие, — в глазах Станислава вновь сверкнуло озорство. — Нескладно получается, начальник. Парней нужных я разыщу, носом асфальт подыму, но достану. А дальше? Ты будешь свои мысли думать, я у парней буду вроде за старшего. Только они станут омаров в дорогих кабаках трескать и за непомерный труд в долларах получать, а я твоими пельменями давиться и своей благоверной бумажную заплату приносить? Такое положение по справедливости?
— Ты еще шагу не сделал, а языком...
— Нету меня! Я исчез, испарился! — Крячко схватил свою куртку, но только рванулся к двери, как зазвонил телефон.
Гуров жестом остановил друга и снял трубку.
— Москва? — произнес мелодичный женский голос. — Господина Гурова спрашивает Вена.
— Гуров слушает.
— Здравствуй и не кричи, я же не с Арбата звоню, слышно прекрасно. Еланчук. Ты искал меня?
— Здравствуй, Юрий Петрович, как здоровье, семья?
— Спасибо, Лев Иванович, все нормально. Тебе привет от Пьера.
Юрий Петрович Еланчук некогда работал во внешней разведке, позже судьба всячески его мытарила, сейчас он служил в Интерполе. Прошлой осенью Еланчук со своим шефом Пьером Руссо был в Москве, предупредил российские спецслужбы, что в России может появиться известный своим цинизмом и жестокостью террорист. Гуров его выявил и взял. Ночью, анализируя ситуацию, вспомнил Еланчука, позвонил, оставил ему сообщение.
— Юрий Петрович, предположительно завтра я посылаю в Париж двух своих парней. Они не полицейские, документы — лишь паспорт, знание языка и обычаев — сам понимаешь. Сейчас в Париже отдыхает наша соотечественница, — Гуров назвал фамилию, имя и отель. — Ты распорядись, чтобы до прибытия моих девушку понаблюдали, скорее охраняли, опасаюсь похищения.
— Хорошо. Девушка, случаем, не дочь Юрия Карловича? — спросил Еланчук.
— Случаем, дочь. Моих ребят надо встретить, удобно разместить, снабдить картой города и необходимой техникой...
— Оружие я дать не могу, мы живем не в России.
— Ты тоже хороший человек. Ребят надо одеть, но не по вашей моде, так, чтобы они не светились.
— За мой счет?
— Вчера из Малаховки приехал, а уже скупердяй. Не мандражи, деньги я дам. Сам проводи до самолета, мы здесь встретим. В случае чего, не давай полиции издеваться над мальчиками...
— Хорошо, хорошо, — перебил Еланчук. — Я тебе ночью домой позвоню, скажешь дату вылета и номер рейса.
— Спасибо, и тебе не болеть. — Гуров положил трубку, взглянул на Крячко. — Ты еще здесь?
Станислав ушел, а Гуров начал заниматься самым нелюбимым делом — писать отчеты, рапорта, прочую бумажную мутотень, приводя в относительный порядок свою “бухгалтерию”. Он бы наплевал и не мучился, но не хотел подводить Орлова. Если в отсутствие Гурова запросят наверх какую-нибудь папку и обнаружат в ней непорядок, то выговаривать начнут генералу.
Около пяти позвонила Верочка — секретарь Орлова, сказала, что полковника Гурова приглашает к себе замминистра Бардин. Судя по отчужденному голосу девушки, сыщик понял, что в приемной посторонние, которых Верочка не жалует.
— Здравствуй, кури, — сказал Бардин, когда Гуров вошел в кабинет.
— Здравия желаю, спасибо. — Гуров прекрасно понимал, что начальство вызвало сто без конкретного дела, узнать, не разругался ли вздорный полковник с магнатом.
Чтобы не ставить человека в ложное положение, не вынуждать врать, выворачиваться, сыщик беспечно сказал:
— Спасибо, Николай Ильич, что вызвали, можно сказать, спасли. Осточертело писать бумаги, да и посоветоваться хотел.
Может, и разгадал генерал нехитрый прием подчиненного, так как был далеко не глуп, но виду не подал, кивнул:
— Слушаю, Лев Иванович, давать советы — самое легкое и безответственное занятие.
— Начнем с того, что опасность дочери Юрия Карловича угрожает вполне реальная. Тут мы подсуетимся, хотя никто в наше время не застрахован. Люди и техника мне не нужны. — Гуров умышленно сделал паузу, давая возможность задать никчемный вопрос.
И Бардин не удержался, спросил:
— Вы вдвоем с полковником Крячко способны решить все возникающие проблемы?
— Мы не волшебники, Николай Ильич, — ответил Гуров. — Я прошу вашего устного согласия привлечь к работе, разумеется втемную, бывших сотрудников милиции, которые сегодня работают в коммерческих структурах.
— Если вы считаете нужным, — Бардин смотрел несколько недоуменно. — А почему вы хотите пригласить бывших, не хотите использовать действующих?
Гуров лишний раз убедился, что генерал, хоть и работает в милиции больше года, службы и отношений среди ментов не понимает.
— Одно дело взять людей с “земли” на день-другой... — Гуров замялся, подыскивая более мягкие выражения. — Откомандирование оперативников надолго обязательно вызовет разговоры. Люди знают друг друга, общаются, с этим ничего не поделаешь. Мы надергаем из разных структур по человечку, никто друг с другом не связан. Нет человека, где-то занят, и Бог с ним.
— И долго вы собираетесь данным делом заниматься?
Гуров не отвечал, смотрел на замминистра тяжело, с сожалением. Когда молчание стало неприличным, ответил:
— Смотря какой хотим получить результат.
— Лев Иванович, вы постоянно в беседе со мной не договариваете. Естественно, в вашей профессии я многого не знаю, но, думаю, мне можно объяснить, — чувствовалось, что Бардин с трудом сдерживает раздражение.
— Министр нефтяной промышленности не знает, как бурить скважину. Так он подобными вопросами и не интересуется.
— Но он вправе спросить, когда ожидается нефть, — парировал Бардин.
— Спросить можно о чем угодно, трудно ответить. Мы должны обезопасить человека. Но не знаем, реальна угроза или нет. Мы способны задержать исполнителя, но не знаем, сколько исполнителей существует. Язву можно смазать антибиотиком и перевязать, но, чтобы ее вылечить, необходимо выяснить причину ее появления. Допустим, мы выясним и причину. Но нет гарантий, что, уяснив, почему появилась язва, вы, Николай Ильич, не устранитесь и не скажете, бросьте этого больного, занимайтесь другими делами.
— Вы считаете, я коррумпирован?
— Боже упаси! Будь у меня подобное подозрение, я бы вам не сказал ни одного откровенного слова. Но вы, как и всякий высокопоставленный чиновник, — политик. А возня вокруг человека масштаба финансиста Горсткова...
— Я понял, — перебил Бардин. — Спасибо на добром слове, — Он долго молчал, затем пробормотал: — Дерьмовая жизнь! Значит, ты полагаешь, что угроза жизни дочери Горсткова будет существовать до июня? Пока не пройдут выборы и общество не стабилизируется?
— Они проявятся сейчас, в ближайшие дни. Кому-то не хватает денег, чтобы собрать к пятнадцатому апреля миллион подписей. Если Юрия Карловича прижмут и он уступит, его на время оставят в покое, затем возьмутся за него по новой. Дочку никто пальцем не тронет, даже недоумок поймет: причини девушке вред — получишь не деньги, а могущественного врага.
— А похитить?
— Обязательно, — Гуров кивнул. — Мы постараемся, чтобы попытка не увенчалась успехом.
— Желаю удачи.
Гуров поклонился и вышел.
В кабинете сыщика уже ждали Крячко и трое мужчин, среди которых Гуров с удивлением узнал своего напарника и подчиненного Светлова Василия Ивановича. Они вместе пахали в МУРе. Светлов ушел на пенсию и работал последний год водителем в гараже министерства.