— За горло берешь?
— Обязательно. — Гуров кивнул.
— Если я соглашусь, можно считать, мы договорились?
— И каждая из сторон может расторгнуть договор в любой момент, не объясняя причин.
— Кабальный договорчик. — Хозяин с сомнением покачал головой.
— Подумай, проконсультируйся, тебя никто не торопит. — Гуров улыбнулся, взял со стола бутылку виски, посмотрел на свет, поставил на место.
— Прекрасно! А мне шептали, с тобой договориться невозможно.
— Наговаривают.
— Вижу. — Хозяин согласно кивнул. — Через пару дней я тебе дам ответ.
Гуров тоже кивнул, взглянул на часы:
— Ты не понял, Юрий Карлович, ты мне дашь ответ через пять минут, а через пару дней ты волен разговаривать с кем угодно.
Горстков резко встал, чуть не уронил тяжелый стул.
— Сейчас ты заявишь, что я не понимаю! — опередил сыщик хозяина. — Я не понимаю, какой ты могущественный человек, что никто и никогда не смел разговаривать с тобой в подобном тоне. Ты, уважаемый, сядь, иначе встану и уйду я.
Финансист опустился на стул, на его скулах вздулись желваки.
— Ты юрист, а в смысл слов не вникаешь. Я тебе никакого договора не предлагал, лишь спросил, мол, мои условия понятны? Они либо принимаются, либо нет, но обсуждению не подлежат. Еще я сказал, что ты можешь посоветоваться. Нина Дмитриевна рядом, а кроме нас, о данном разговоре знать никто не должен. Мальчику, что изображает охранника, скажешь, что консультировался со мной об организации охраны своего офиса. Если вам надо поговорить, я выйду на кухню.
— Круто! — Горстков вытер платком лицо, отошел к окну, раздвинул жалюзи, смотрел на темный, подсвеченный тусклыми окнами город.
Гуров улыбнулся хозяйке, даже слегка подмигнул, успокаивающе махнул рукой, мол, ничего, все образуется. Мадам вымученно улыбнулась в ответ и вздохнула.
— Значит, ты считаешь, что все очень серьезно. — Хозяин вернулся к столу. — Да выпей ты, черт побери!
— Налей.
— Ты говоришь, чтобы, кроме нас, никто ничего не знал. — Горстков выпил рюмку, утерся тыльной стороной ладони. — А твои генералы?
— Бардин до смерти боится генерала Коржанова и будет молчать. Двое остальных — мои друзья, они хранили секреты погорячее.
— Хорошо. Банкуй! С чего ты начнешь?
— Мы с Ниной Дмитриевной вернемся в квартиру Юлии, позже мы с тобой кое-что обсудим.
Хозяйка сидела на диванчике, Гуров расхаживал по мягкому паласу в гостиной и говорил:
— Со временем, Нина Дмитриевна, вы ко мне привыкнете, я не так плох, как выгляжу.
— Уверена, вы отличный человек, такого бы мне зятя, — ответила женщина, которая держалась уже менее скованно.
— Я буду говорить банальности, но такова жизнь, все оригинальное давно сказано. Когда вы раздеваетесь у врача, то чувствуете себя комфортно, нормально. Доктор не способен выслушать вас иначе. Меня интересует ваше белье, причем грязное белье, чистое мне совершенно ни к чему.
— Это ужасно!
— Отвратительно. Я четверть века копаюсь в грязном белье, крови и испражнениях, порой мне кажется, что от меня и пахнет соответствующе. Итак, в каких отношениях вы с дочерью?
— В разных, в одних вопросах мы самые родные, в некоторых совершенно не понимаем друг друга. Извечная проблема отцов и детей. Юлия — человек современный. Я выросла в бедности, а у нее папа — миллионер.
— И вам непонятно, как можно купить дорогую шубу и ни разу ее не надеть?
Нина Дмитриевна удивилась, но ничего не спросила, только резко сказала:
— Мне непонятно, зачем нужна пятая шуба? Непонятно, как можно не работать, практически ничем серьезным не интересоваться. Вы согласились бы жить в такой квартире?
— У дочери есть постоянный мужчина?
— Когда она улетала в Париж, то был.
— Он вам нравится?
— Юлия два года назад вышла замуж, тут же развелась, потом женихи приходили, уходили… Вот Виталий задержался. Он мне нравится, нормальный парень, интеллигентный, из скромной семьи. Но долго он не выдержит, терпения не хватит.
— Ему не нужны деньги?
— Виталию крайне нужны деньги, но свои деньги. Он практически не разговаривает с мужем, отказался, когда Юрий предложил ему работу.
— Молодой самовлюбленный дурак, но с годами эти недостатки проходят, — рассмеялся Гуров. — От интересной работы мужчина не должен отказываться. Однако не мне судить. Я подобных вопросов в жизни не решал, но в свое время мой отец был большим начальником, мы жили в провинциальном городе, все знали, что я сынок… Я страшно переживал, возможно, именно по этой причине пошел в милицию, стремился стать личностью. — Гуров рассмеялся. — Сейчас чуть ли не первый дерьмовоз России.