Усмотрев в юном Шакариме божью искру, Абай навсегда сохранил участливое отношение к племяннику, отличавшемуся от других детей сентиментальным восприятием мира. В нем Абай видел не только смышленого мальчишку, неравнодушного к стихам, к устному слову, легко схватывающего практические знания, но еще видел «реплику» с себя, свое отражение. И с удивлением обнаруживал, что мальчик, осваивая мир, делает те же открытия, которые в молодости совершал он сам, преодолевает те же препятствия, с которыми сталкивался и он, создавая свою систему ценностей.
Однажды осенью, когда Шакариму было одиннадцать лет, Абай приехал в их аул. Он узнал, что, наслушавшись рассказов о телеграммах, которые идут по проводам, Шакарим натянул между домом и пристройкой провод из конских жил, чтобы проверить свою задумку. К концам прикрепил глиняные чашки с пробитым дном. Используя их как резонаторы, пытался вести переговоры с братьями, столпившимися на другом конце провода. Эксперимент не удался. Ироничным комментариям не было конца.
А сегодня Шакарим как зашел с утра в сарай, так и потонул в заботах. Очень хотелось обучиться кузнечному делу, причем самостоятельно, без помощи матери. Для начала развел под мехами огонь на кизячном топливе. Затем приготовил заготовку из старого серпа, решив выковать нож. Освободил серп от деревянной ручки, раскалил докрасна на огне железо, удерживая клещами, скрутил в прут. Все получалось хорошо, как у взрослого мастера. Ударами молотка расплющил заготовку. Но стоило опустить изделие в воду для закалки, как лезвие треснуло. Такого мальчик не наблюдал у матери. Пришлось задуматься.
Он вновь собрал заготовку, раскалил ее, выковал лезвие. Но, когда опустил в воду, оно опять треснуло. Так повторялось несколько раз, пока в сарай не заглянул Абай. Он заметил удрученное состояние мальчика.
— Усердие похвально, — сказал Абай. — Кто трудится только для себя, уподобляется скоту, набивающему брюхо. Достойный трудится для всех. Ничего не получается? А ты не отчаивайся. Лишь бездарный покоряется судьбе. Почему не спросишь у матери, как нужно охлаждать?
— Хочу сам все понять.
— Вижу, что сам, — улыбнулся Абай, — даже вспотел от упорства. Давай все же позовем мать.
Толебике пояснила, что лезвие ножа трескается от охлаждения сразу после сильного разогрева. Необходимо немного подержать на воздухе. И продемонстрировала, как нужно охлаждать заготовку.
Шакарим еще долго трудился в мастерской, с упорством оттачивая умение, которое по силам не каждому взрослому.
А зимними вечерами Абай и Шакарим любили уединиться в дальней комнате. Устроившись на кошме, брали в руки по домбре. Двадцатипятилетний сын кажы Кунанбая к тому времени был уже известным в роду поэтом, хотя в истории остались стихи, написанные им в основном после 1886 года, а первая публикация стихотворений Абая состоялась только в 1889 году.
Для степного аристократа сочинение стихов не считалось достойным занятием, но Абай не собирался соизмерять свои поэтические пристрастия с теми нормами, которые, по его мнению, безнадежно устарели. Он уже понял, что поэзия — непростое занятие, если подходить к нему как к искусству.
Абай начал сочинять стихи с двенадцати лет, легко слагая песни-послания, шутливые мадригалы, ироничные портреты. И не придавал поначалу большого значения стихосложению, поскольку в степи песни сочиняли едва ли не все обитатели, которые часто и разговаривали меж собой рифмованными строками, скороговорками. А уж когда молодежь забавлялась, например, игрой «Найди колечко», проигравший должен был тотчас сложить куплет и спеть песню. Так что стихосложение считалось обыденным занятием.
Долгое время Абай довольствовался тем, что стихи его существовали только в устной форме. Многие по этой причине просто не дошли до нас. Но более поздние стихи обрели огромную популярность. Они расходились в устной форме, передавались, как водилось всегда в кочевом обществе, от одного сказителя к другому, разносились по степи акынами.
Память людская избирательна. Из многомерного устного творчества в народе оставались лучшие образцы поэзии, пронизывающие, как молнии, толщу веков. И то, что сочинения Абая, созданные в зрелые годы, жили в памяти народной десятки лет, пока, наконец, его сыновья и ученики не собрали их и не издали отдельным сборником в 1909 году, говорит о подлинной силе, красоте и неисчерпаемой глубине его поэзии.
Выросший в религиозной среде, Абай был, по сути, учеником великих поэтов Востока. И часто мыслил себя не представителем степной традиции акынов, а поэтом, погруженным в мир исламской философии. Но вовлекать юного Шакарима в мистические суфийские конструкции Абай считал преждевременным.
Еще в молодые годы стал понимать, что казахской поэзии, тонущей в бытовых описаниях, нужна глубина, которую может обеспечить лишь чистая, свежая, живая мысль. И в пору сумеречного разлада с окружающим обществом все больше размышлял об эстетических принципах стихосложения.
Именно в этот период он стал чаще навещать Шакарима, делясь с ним мудреными мыслями о словесном творчестве. Юноша с кристально ясной душой был для него сродни незамутненному истоку с чистой родниковой водой. В нем одном Абай находил оправдание поэтическим исканиям и моральным принципам, поставившим его в противостояние с обществом.
То, что Шакарим рос чрезвычайно умным и начитанным молодым человеком, несомненно, было заслугой Абая. Благодаря последнему он счастливо избежал той болезненной поры в отроческие годы, что зовется, по определению Л. Толстого, «пустыней одиночества». Юноша с жадностью проглатывал книги, которыми не переставал снабжать его дядюшка.
В свою очередь Абай, остро осознававший драматизм жизни в родной среде, испытывал чувство единения с юным Ша-каримом и благодарно делился с ним своей программой самообразования через литературу народов Востока, русский язык и европейское Просвещение.
Мелодии зимних вечеров и ритмы города
Охотничий период сменился временем частых разъездов.
Зимой вместе с братьями Муртазой и Шахмарданом Шакарим поехал на свадьбу к родственникам матери.
Родственники, наслышанные о разнообразных талантах Шакарима, были особенно рады ему. От мала до велика они были, что называется, творческими людьми. Их аул славился своеобразной артистической средой, атмосферой жизнелюбия и одухотворенности, которая возникала по вечерам, наполненным песнями, чтением стихов, монологами сказителей.
Не каждый день, конечно, устраивались концертные вечера, ибо заботы скотоводов никто не отменял. Но после напряженных будней, в ожидании ужина, традиционно позднего, кто-то из хозяев брал в руки домбру, начинал петь, и песня летела над зимовьем, проникая в юрты и сердца их обитателей. Напевы сменяли один другой, вступала в круг гармонь, густым завораживающим звуком начинал исходить кобыз. Шакарим с головой окунулся в этот сладостный мир творчества. Слушал и запоминал новые песни. Сам исполнял кюи и популярные в степи песни. А затем поразил слушателей исполнением собственных сочинений, которые он побаивался показывать Абаю. Здесь его опусы пошли на ура.
Он почувствовал себя звездой. Он был обласкан любовью дядюшек и тетушек, двоюродные братья наперебой знакомили его с девушками, которым представляли брата как будущего знаменитого акына казахской степи. Посвященных Шакариму, как особому гостю, вечеров было много, что доставляло стеснительному юноше немало неудобств. Торжественно зарезался баран, родственники произносили здравицы, нахваливая гостя. Он успокаивал себя тем, что почет и уважение, свалившиеся на него, — это лишь отсвет славы деда Кунанбая, дяди Абая и покойного отца Кудайберды.
Во время одного застолья кто-то из музыкантов сыграл на скрипке. Звуки скрипичной мелодии произвели на Шакарима ошеломляющее впечатление, даже более сильное, нежели то чувство обновления, которое всякий раз вызывали пронзительные, мистические звуки кобыза. Он был тронут нежной мелодией скрипки до глубины души. На следующий день попробовал сам извлечь из скрипки звуки, но вскоре понял, что нужно специальное обучение. Выяснилось, что игрой на скрипке владеет его старший двоюродный брат Керимкан, который взялся объяснить премудрости игры на инструменте. Все же скрипка пока не покорилась Шакариму.