Это было начатое в прошлом году и отставленное стихотворение, которому поэт дал название «Мелодии Коркыта». Очень нравилась ему старинная тюркская легенда о Коркыте, искателе бессмертия и сочинителе волшебной музыки, основанной на имитации звуков природы и бывшей, по существу, попыткой гармонизировать мир.
«Разгадай его, не грусти», — взывал лирический герой, приглашая мыслимого слушателя преодолеть «порог» беспамятства. Последующие строки стиха касаются «биографического» сюжета Коркыта:
По поверью, Коркыт увидел во сне людей, рывших ему могилу. Желая спастись от смерти, он ушел далеко из родных мест, но вновь увидел людей, рывших землю. «Чья это могила?» — спросил он. И услышал: «Это могила Коркыта».
И куда бы он ни шел, везде встречал свою могилу.
Тогда понял он, что от смерти не уйти. И вернулся на берега Сырдарьи, где день и ночь стал играть горестные мелодии на кобызе, который смастерил из лопатки своего верблюда Желмая.
Нравственно-психологическое состояние Шакарима эпохи братоубийственной борьбы 1920-х годов соотносимо с пространственно-временным измерением переживаний легендарного Коркыта. На него уже легла тень смерти, а он соотносит свое творческое кредо с тем рядом бессмертия, что и Коркыт: «мысли — песня — душа». Когда во тьме земля не видна была, свет творился в мудрой музыке Небес. Так и поэт пытался подняться над бездной порушенной обители. Чтобы музыка, что символизировала происхождение самой жизни, и история Коркыта, что стала знаком творческой сущности, могли нести свет прозрения:
Имя «Коркыт» означает в том числе: «наводящий страх». И мотив бегства от смерти — это нежелание мириться с самой смертью.
По легенде, усталость сломила Коркыта, и он заснул. Ядовитая змея ужалила его. Оставленный на могиле Коркыта кобыз долгое время сам по себе издавал жалобные звуки.
В последнюю ночь ухода-бегства родных Шакарим понимает, что ему обязательно нужно дописать стихотворение. Он призывает внимающих его стихам «разумных друзей» сосредоточиться на «правде»:
Помня, что в тюркской символике образ змеи олицетворяет сокровенное знание, поэт представляет Коркыта, ужаленного змеей, как поводыря, который обрел вечное знание:
Символично обращение к зеркалу, что предстает «без ржавчин и дыр». В лирико-философском исповедании Шакарима зеркало, являя положительные атрибуты, было связано с аллегориями света, правды, самопознания, истины.
Теперь он сильнее любых преследователей. Надо будет собрать вещи, подготовить рукописи и выехать с Зиятом и другими. Они пойдут на восток, к далекой границе. А он вернется в Карауыл, соберет оставшиеся рукописи и спрячет в надежном месте.
Вскоре из лощины показались всадники. Как и предполагал кажы, сын Зият приехал не один, с ним были остальные беглецы.
Бердеш вспоминал: «К Шакариму мы приехали утром. Он не принял мой привет. Такой был кажы — если разочаровывался в ком-то, то разговором не удостаивал. Посмотрел на меня искоса, пока я сходил с лошади. Он был один, приготовил нам чай. Решил выйти с нами, поехать к семье, чтобы забрать свои труды и книги…»
За чаем говорили о том, каким лучше идти маршрутом. Шакарим подробно изложил свои соображения. До границы путь неблизкий — более пятисот километров. Важно пройти безопасными тропами. Он отдал Зияту пачку бумаг, завернутых в полотенце, — копии сочинений.
Бердеш настоял на том, чтобы оставить поэту лошадь убитого налоговика Олжабая Шалабаева. Предлагал и раньше, о чем потом вспоминал так: «Скакуна через месяц после восстания я отвел к Шакариму. Тогда же предлагал перевести его через границу в Китай. Он не согласился. И лошадь не взял. Надеясь, что передумает, я все же оставил ему скакуна».
В этот раз поэт неожиданно согласился взять коня. Подумал, что будет удобно добраться на нем до Карауыла. Объявил, что сдаст иноходца в ГПУ, поскольку держать его у себя небезопасно.
Оседлав иноходца, Шакарим приторочил к седлу старое ружье. Конфискованный винчестер, подаренный Абаем, так и остался в ГПУ. Подперев камнем дверь жилища, он сел в седло и тронул коня вслед за остальными.
Карасартов, благодаря осведомителям, знал, что именно 3 октября группа Бердеша будет уходить из Чингистау в сторону китайской границы. И, как он надеялся, с ними будет Шакарим. В Китай он не пойдет, чекист об этом уже знал от доносчиков. Но предполагал, что кажы поедет с остальными проводить сына.
Впоследствии он пытался доказать, что в день убийства поэта не был на месте происшествия. Однако все свидетельства подтверждают, что именно он руководил операцией. Происшедшие события можно восстановить по сведениям очевидцев. Они не всегда совпадают в деталях, но в целом дают однозначную картину случившейся драмы.
Бердеш Кунанбаев: «Я, мой брат Манекеш, Зият, Сапа и Мухтар выехали с Шакаримом. Около ключа помолились. Шакарим сказал, что поедет на гору посмотреть, нет ли кого из людей поблизости. За ним увязался пятнадцатилетний Манекеш. Минут через десять-пятнадцать, услышали два выстрела. Тут же Манекеш подъехал к нам и сказал, что Шакарима убили. Мы стали убегать».