Сам Зият не избежал репрессий даже на китайской земле. В 1937 году его тесть Сейтказы Нуртайулы, известный хранитель казахских культурных ценностей, был схвачен чекистами как «враг народа». С ним вместе пропал и Зият. Он был убит в 1938 году.
Не только родных Шакарима, но и его друзей, людей, хорошо знавших его, подвергали репрессиям. Мансур Гылым-байулы рассказывал: «Через два-три дня после убийства Шакарима мой отец Керимбай, младший брат Гылымбая, привез тревожное известие о том, что вышел приказ схватить «прихвостней кажы». Гылымбай в ту же ночь, захватив с собой дочь и сына, двинулся к Аягузу, оттуда, продав лошадь и телегу, — в Талды-Курган. Тогда я и родился».
О том, как разметало голодное, страшное время родных Шакарима, можно судить по рассказу Камили Капыркызы, дочери Гафура:
«Я училась во втором классе в Аркалыке у тети Лябибы, когда из ГПУ поступило указание отправить всех родственников Шакарима в Карауыл. Бабушку Айганшу и тетю Гульнар отправили другим транспортом. Всех нас доставили в Карауыл.
Меня с матерью заперли в холодном, темном помещении. Ночью в кромешной тьме с визгом носились крысы, пугая нас до смерти. Мы так и не уснули. У меня до сих пор перед глазами болезненное лицо матери, которая прижимала к груди мешок с крохами пищи в страхе, что она может достаться крысам.
Спустя два дня кто-то из важных родственников тайком освободил нас с матерью, отвез в Каскабулак. Оттуда мы на верблюде, помню, перебрались в Семипалатинск к тете Райхан, дочери Шаке. Ее муж Жамшибай был деятельным человеком. Многие бежавшие с родных земель потомки Кудайберды воспользовались помощью этой семьи. Здесь в то голодное время были Медеухан, сын Ырзыкбая, с семьей, Сагила, жена Ахата, с детьми, Гульнар, Мукиш (Муслима), мать Кожакапана. Из нас только Медеухан-ага мог что-то делать. Он возил в Алейск сшитые варежки, мыло, спички, чтобы обменять на хлеб.
Мне трудно передать, как мы выжили в ту зиму. Ни еды, ни работы не было. Меня отдали то ли в интернат, то ли в детдом. Плохо помню, чему обучались, что делали. Лежали на нарах, мерзли, ждали целыми днями женщину, которая растапливала печь.
У человека от голода, оказывается, становится плохо с памятью. Я почти ничего не запомнила. Те, кто дожили до лета и имели еще силы, уходили в Сибирь. Остальной народ, в основном из аулов, в поисках еды тянулся к базару в Семипалатинске. Мы тоже пошли на базар. Множество народа лежало там, не в силах открыть глаза от голода, изнеможения. Увидев у торговки на руках булочки, кто-то вырвал их из рук, стал поедать. Его начали бить всем, что было под рукой. У меня до сих пор перед глазами, как этого человека пинали ногами.
Вся родня Шакарима пошла по миру. Никто ничего не знал друг о друге».
В тот год так умирали многие. На двухсоткилометровой дороге от Чингистау до Семипалатинска лежали неубранные трупы.
Жители аулов искали спасение в городах. Сотрудники ОГПУ встречали их в степи, заворачивали обратно. Во многих аулах людей просто не выпускали из домов местные активисты, милиционеры, оперуполномоченные. Они умирали семьями, лежа в ветхих юртах, в пустынных домах за закрытыми дверями.
Невиданное доселе: озверевшие от голода безумцы ели чужих детей. Какой-то замерзавший человек убил зимой в степи Аупиша, друга сердечного Шакарима, забрав его верблюда.
Камиля Капыркызы:
«Люди сдавали детей в детдом и уезжали в Сибирь. Моя мать тоже подалась в Сибирь с тетей Нагимой. Меня оставила у знакомых. Но «знакомая тетя» вскоре сообщила, что я должна уйти. После уроков мне некуда было идти, я плакала. Девочка-татарка, пожалев, повела к себе домой. Пока не перевелась в училище, я жила у них…
Машим, жена дяди Кабыша, сдала дочь Капияш, мою ровесницу, в детский дом. Сама уехала к родным в Аягуз, там и умерла от голода. Океш, жена Баязита, умерла в доме своего брата Алимкожи. Сам Алимкожа был осужден. Судьба его единственной дочери мне неизвестна…
Вот так уходили из жизни родные моего деда Шакарима, видевшие его при жизни. Я перечисляю их судьбы, чтобы показать, что после его смерти уничтожали не только его стихи, но и родных. Когда ж мне избавиться от горечи, заполнявшей меня, как не сейчас? Ведь жили мы и в такие дни, полные печали, считая их жизнью. Пусть люди знают, что остались еще потомки Шакарима».
В результате голода в казахской степи с 1931 по 1933 год, по ряду данных, погибли от голода два миллиона казахов, или половина всего казахского населения на тот момент. Погибли еще 200–250 тысяч казахстанцев других национальностей.
Около миллиона человек откочевали, ушли в годы голода за пределы Казахстана, из них 616 тысяч безвозвратно. Ушли в Китай, Монголию, Ирак и Афганистан. Ушли в соседние республики — в Россию, Узбекистан, Туркмению.
Некоторые исследователи называют меньшее количество людей, погибших от голода, — 1 миллион 750 тысяч человек. Слабое утешение. В любом случае число умерших в голодные годы невообразимо.
Подавленный страшной бедой, казахский народ почти не заметил, как лишился интеллектуальной элиты. В 1930-х годах были обвинены в различных политических и уголовных преступлениях сотни образованных политиков, творческих людей, общественных деятелей. Все они были брошены в тюрьмы. Многие были расстреляны, обвиненные в измене родине или, как Шакарим, в выступлениях против советской власти. Остальные были отправлены в сталинские лагеря, где тоже находили смерть.
Были расстреляны, отправлены в лагеря, умерли там от болезней все, за малым исключением, члены партии «Алаш» и правительства Алашорды. Остались живы единицы, лишь несколько алашординцев эмигрировали.
Лидер партии «Алаш» Алихан Букейханов, брат и единомышленник Шакарима, был арестован еще осенью 1922 года. Но тогда его доставили под конвоем в Москву и поселили в отдельной квартире в бывшем доме графа Шереметьева в центре Москвы. Под благовидным предлогом использования обширных знаний Алихана Букейханова, известного краеведа, власть изолировала его от народа и от Алашорды. Отправив Букейханова в пятьдесят семь лет на пенсию, еще десять лет держали его, по сути, под домашним арестом. В июле 1937 года Алихан Букейханов был арестован в московской квартире, где провел последние 15 лет жизни, и заключен в Бутырскую тюрьму. Спустя два месяца, 27 сентября, военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Алихана Букейханова к высшей мере наказания как «японского шпиона», и в тот же день он был расстрелян.
Ахмет Байтурсынов, один из основателей легендарной партии «Алаш», первый нарком просвещения республики, был арестован в июне 1929 года как государственный преступник и отправлен в Москву. Ему предъявили обвинения в том, что он якобы пытался наладить связи с Мустафой Чокаем, чтобы осуществить план отделения Казахстана от России. В 1931 году Байтурсынов был сослан в Архангельскую область. В 1934 году благодаря вмешательству Максима Горького и его жены, а также Международного Красного Креста Байтурсынова освободили и он вернулся в Казахстан. Но в 1937 году его снова арестовали. Держали в камере № 7 следственной тюрьмы НКВД в Алма-Ате. 8 декабря 1937 года Ахмет Байтурсынов был расстрелян.
Другой лидер партии «Алаш», журналист, писатель, публицист Миржакып Дулатов, был арестован в 1928 году, сидел в следственной тюрьме два года. На допросах в ответ на обвинение в национализме Дулатов говорил: «Ради будущего своего народа я обязан делать все возможное. Если заблуждаюсь, то вместе с народом. Рано или поздно истина восторжествует». Миржакыпа Дулатова объявили «врагом народа», сослали на стройки Беломорско-Балтийского канала в Кемь, в Соловецкий лагерь, где он и умер 5 октября 1935 года.
Были уничтожены почти все деятели Алашорды. Репрессированы 4297 членов партии «Алаш».
Всего в Казахстане службой ОГПУ — НКВД были «разоблачены» 183 организации с общим числом «агентов» 3720 человек. С 1920 по 1953 год было подвергнуто политическим репрессиям около 110 тысяч человек.