С начальством приехали толмач-переводчик и трое полицейских — урядник и два пристава. Без долгих приготовлений приступили к выборам. Поставили около юрт небольшой стол и несколько простых скамей, на которых расположились приезжие. Урядник с помощью пристава водрузил на стол разделенный перегородкой ящик, половина которого была выкрашена в черный цвет. Казахи расселись вокруг живописными группами.
Семеро старшин-пятидесятников (елюбасы) Чингизской волости выдвинулись вперед. Каждый из них представлял, по существующему положению, пятьдесят юрт. На практике в избирательную «юрту» входили все члены большой семьи, а также работники этой семьи. И порой пятидесятник представлял несколько тысяч человек, а то и более. Этим пятидесятникам — по сути, выборщикам — предстояло голосовать по вполне демократичной мажоритарной системе.
Уездный начальник Павел Кареев, коллежский секретарь, не имея больших навыков проведения выборов в таких условиях, предоставил право вести их Владимиру Лосевскому. Началось выдвижение кандидатур. Шакарим внимательно следил за действом, стараясь находиться в поле зрения Абая. Как и предсказывал Абай, борьбу повели две партии, предложившие своих кандидатов. Хитроумный Лосевский, поглядывая то на уездного начальника, то на громко комментировавших происходящее зрителей, занес предложенные кандидатуры в список. Казахи на все лады обсуждали кандидатов. Кто-то выкрикнул, что оба не годятся в волостные, ему возражали соседи.
— От нынешнего болыса мы не видели справедливости, — говорил кто-то. — Задушил налогами, сколько расходов на него!
Урядник встал со скамьи и призвал к порядку расшумевшийся народ. Владимир Степанович Лосевский терпеливо ждал, пока утихнут страсти. Потом позвал старшин-выборщиков к столу, выдал по деревянному шару и объяснил нехитрую процедуру голосования. Согласно действующему положению Сибирского комитета должно состояться так называемое голосование шарами. В заисимости от того, за какого кандидата голосуют, выборщики должны бросить шар в светлую половину ящика или в черную половину. Преимущество в шарах дает право на утверждение. Но при равном числе голосов решающее слово остается за уездным начальником. Лосевский накрыл ящик черным бархатом. Старшины стали подходить один за другим к столу и бросать в ящик шары, засовывая руку под бархат, чтобы скрыть от любопытных свое намерение.
Голосование закончилось. Приезжие приставы пересчитали шары, и Лосевский торжественно объявил результат: за обоих кандидатов подано одинаковое количество шаров. Сделав эффектную паузу, добавил, что поскольку нет решающего преимущества одного из кандидатов, то выборы не могут считаться действительными. После того как толмач донес смысл сказанного до толпы, поднялся шум.
Когда началось бурное обсуждение и заговорил Абай, шум голосов смолк.
— Я прошу назначить волостным управителем вот этого молодого человека, — сказал он по-русски, обращаясь к уездному начальству. — Его зовут Шакарим, сын Кудайберды.
Под гул голосов Абай вывел вперед Шакарима.
— Пусть назначат Шакарима, — продолжил Абай, обращаясь к народу. — Вы все его знаете. Я вижу здесь многих друзей Кудайберды. Когда он был волостным, вы жили в дружбе, были зажиточным народом, были едины. Теперь вы в расколе, и раскололи вас выборы. Объединить может только назначение. Но нужен честный и неподкупный человек. Такой, как Кудайберды. Лучше, чем его сын, не найти!
Неожиданно даже самые пылкие ораторы согласились с кандидатурой Шакарима. Он услышал от них лестные слова, что казалось невероятным. Все происходило как во сне. Шакариму не пришлось много говорить. Видя, что народ одобрительно отнесся к новому кандидату, уездный начальник после короткого совещания с чиновником канцелярии военного генерал-губернатора объявил, что волостным управителем Чингизской волости становится по назначению Шакарим Кудай-бердиев. Больше всех был доволен Абай. Выборы подтвердили, что его позиции в роду сильны как никогда.
В поэме «Жизнь Забытого» Шакарим описал процедуру кратко:
Он приступил к исполнению обязанностей прямо на съезде. Некоторые вопросы обычно решались сразу. Прежде всего, уездный начальник установил размеры жалованья волостному и его будущему заместителю. К удивлению нового волостного, оплата оказалась низкой. Зато размеры налогов удручали. Так называемый покибиточный налог не уменьшился, а только возрос. Суровый тон ояза исключал возражения. Размеры сборов он определял деньгами. Если старшины соберут налог скотом, волостной должен будет обратить живность в деньги.
Шакарим знал, что за народом числятся еще и недоимки. Существовали также «черные сборы» — так народ окрестил поборы старшин на покрытие издержек, якобы связанных с должностью волостного. Это был, по сути, местный налог. Шакарим, делая быстрые расчеты в уме, уже видел, какой тяжелой участью для народа оборачиваются «черные сборы». Про себя твердо решил, если не отказаться от них вовсе, то хотя бы уменьшить. «Неужели я не потяну должность за счет собственного хозяйства?» — думал он.
От благородных мыслей отвлекла напутственная речь начальника. Ояз изрек, что волостной — это глаза и уши царя в степи. И несколько раз повторил, что дела в волости не должны идти вразрез с правительственной политикой, иначе самолично снимет с волостного голову.
Шакарима не испугало суровое напутствие, его больше беспокоили хозяйственные проблемы.
Код милосердия
Устроив волостную контору в своем ауле, Шакарим вскоре понял, что, сидя дома, всех проблем не решить. Жители не шибко стремились попасть на глаза волостному, даже если приходил от него вызов. А шли к нему лишь те, кто оказывался в положении угнетенного.
Молодой волостной не чурался проехать до дальнего аула, благо ему никогда не было скучно в родной степи. Она будила сокровенные чувства, ему легко думалось на раздолье. Казалось бы, что может быть интересного в однообразной, бескрайней равнине, прошитой грядами невысоких холмов? Редкие деревца собираются в рощицы по ложбинам. Вдали бурые пятна, похожие на кусты, начинают вдруг перемещаться по склону. Это стада, которые возвращаются к юртам ближе к вечеру. Мазары на погостах, окруженные россыпями могильных надгробий, — вот и все архитектурные сооружения, встречающиеся на пути из аула в аул. Остальное — таинственная и вечная природа, создающая своей прозрачной чистотой ощущение беспредельного счастья.
Но мазары и каменные изголовья погребений — это не просто засечки мест возврата в мир иной. Это и есть сама история, которая стучится в двери сердца кочевья. Каждое надгробие — история отдельной ветви рода. Под могильным холмом упокоилась не одна лишь чья-то душа, страдающая и нежная, а вся родословная история, доступная памяти жителей степи.
Проезжая мимо холмов и долин, Шакарим думал о том, как помочь народу добиться лучшей доли, какие реформы нужны волости. Хотелось мыслить общими категориями, соответственно громаде окружающего пространства. Но ничего нового в голову не приходило, да и не могло, вероятно, прийти. Уставы и положения российской администрации достаточно жестко ограничивали рамки, в которые должна была умещаться жизнь аулов.
И он возвращался к злободневным проблемам, к тому, что беспокоило более всего. Особенно угнетала вражда семейных партий, грозившая, как считал вслед за Абаем и Шакарим, расколом рода. Он искренне желал, чтобы в степи воцарились мир и благо. И при встречах с сородичами употреблял все красноречие, призывая к добрым отношениям, благочестию и спокойному труду.