ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТРИАДА ДУХОВНЫХ СТРАНСТВИЙ
В наплыве грез и лабиринтах жизни
Шел последний год трехлетнего срока пребывания на посту волостного. Шакарим вдруг подумал, что будет жаль расставаться с должностью.
В первое время он чуть ли не по каждому серьезному вопросу мчался советоваться с Абаем или с другим дядей Ыскаком. Но постепенно освоился с обязанностями, стал рационально и весьма разумно планировать сезонные кочевки. Недовольных по-прежнему хватало, отдельные главы семейств, как обычно, норовили действовать по-своему, настраивая сторонников на барымту. Однако обстоятельность, особого рода красноречие и природная доброта Шакарима действовали благотворно. Чаще всего ему удавалось уговорить аксакалов согласиться с ним.
Самой неприятной стороной должностных обязанностей был сбор налогов. Эту функцию он настойчиво переводил на аульных старшин. Дело даже не во вспыльчивом характере некоторых горячих обитателей степи, которые, отказываясь платить кибиточный налог, хватались за дубинку — шокпар. Требовать с народа излишки скота, что наперечет в любом небогатом семействе, Шакариму было невыносимо.
А вот ответ перед уездным начальством держал сам. Иногда ояз заявлялся в волость собственной персоной, объезжал аулы в сопровождении приставов. Но раз в год Шакариму приходилось посещать уездную канцелярию в Семипалатинске.
Держался он перед начальством с достоинством, отчитывался четко, без многословия, демонстрируя неплохое познание русского языка. Чиновники чувствовали в нем ясный, быстрый ум, с удовольствием общались с ним, отвечали на вопросы, касавшиеся не только налоговой отчетности. Иногда Шакариму удавалось переспросить о каких-то событиях в России, отголоски которых достигали пределов степного края, проникая в разговоры горожан.
Отчеты проходили успешно благодаря прежде всего спокойному, уравновешенному характеру Шакарима. В народе власть молодого волостного признавали справедливой, а его, без скидок на возраст, считали умным и дельным правителем. За два года он заслужил тот самый авторитет, без которого опасался идти в управители. А между тем случилось происшествие, которое вроде бы не слишком соответствовало его рассудительной натуре. Шакарим влюбился.
Обычно он не засиживался дома и по весне отправлялся с инспекцией в дальние хозяйства волости. Однажды ночь застала его с помощником в ногайском ауле. Так тобыктинцы называли поселение, основанное татарином (ногайцем) Ыскаком, перебравшимся в казахскую степь из Казани. Кунанбаю переселенец понравился, он взял его под свое покровительство, выделив земли под выпасы. Ыскак перевез в степь младшего брата Махмута. Они быстро разбогатели, их аул даже именовали байским аулом. Большое дружное семейство Махмута влилось в казахскую среду, стало своим в Чингистау. Глава семейства поддерживал добрые отношения с Кунанбаем, помогая в решении любых проблем.
Вот и Шакарима умудренный жизнью Махмут принял с должным уважением. Усадил на почетном месте, в честь гостей зарезали барана. Девушки ногайского аула славились красотой. Много замечательных художественных приемов употребил Мухтар Ауэзов, чтобы расписать в романе «Путь Абая» привлекательность Магрифы, внучки Махмута, на которой в 1892 году женился Абдрахман (Абиш), любимый сын Абая и Дильды.
Не смог остаться равнодушным и Шакарим. Его потрясла красота старшей дочери Ыбырая, сына Махмута, которую звали Айганша. Было ей семнадцать лет. Красивая, стройная девушка помогала матери ухаживать за гостями. Весь вечер Шакарим не сводил с нее глаз, чувствовал, что жизнь отныне невозможна без этой девушки, явившейся словно из волшебного сна. Он страстно желал поговорить с нею. От главы семейства не ускользнуло внимание гостя к внучке. Махмут довольно твердо дал понять, что не одобряет увлечений женатых мужчин. В ногайском роду никто не имел нескольких жен, поэтому даже шутки о казахских баях, заводивших по три жены, считал неуместными.
На следующий день Шакарим все же улучил возможность переговорить с Айганшой с глазу на глаз. Беседа повергла его в еще более восторженное состояние. Жигит был покорен красотой девушки, воспринял источаемую ею доброту так, словно близость душ была предопределена на небесах. Ему казалось, что он полюбил прежде, чем увидел ее. Но Айганша без обиняков объявила, что встречаться с ним не может, ибо отец и мать против.
В тот же день Шакарим уехал из ногайского аула. И сник от одной мысли, что лишен счастья, настоящую полноту которого, как чудилось, почувствовал только сейчас. Жена Мауен укором стояла перед глазами. Что сказать ей, как жить дальше? Возможно ли воспользоваться традицией многоженства? Его предки имели до четырех жен, но как они выстраивали гармоничный семейный порядок (да и был ли он гармоничным), для него оставалось загадкой, хотя о внешней стороне отношений Шакарим, конечно, был осведомлен.
Вероятно, никто из родственников не будет против второй женитьбы, но как об этом сообщить Мауен, умной и душевной подруге жизни? Как она отнесется к токал — второй жене? И как уговорить родных Айганши? Он не знал, удастся ли опять увидеть ее, но чувствовал, что настоящее счастье возможно только с ней. Самое ужасное в молодости — не быть с теми, кого мы любим. Вскоре, однако, вольный степной ветер вернул привычное состояние бодрости духа. Туман в голове рассеялся. Солнце клонилось к закату, пуская золотые стрелы на ближние холмы. Шакарим поднял голову и взглянул на родной Чингистау. Скалы сверкали отсветами, точно россыпями бриллиантов. «Зачем живу на этой земле? Только ли затем, что родился на свет и обязан жить? Но как жить, если не любить, если та, которую любишь, осталась в недосягаемой дали?» — спрашивал он у окружающих холмов.
Пение жаворонка в вышине, клекот беркута, махнувшего крылом, напомнили о жизни, беспрерывно протекающей в природе. Солнце торжествующе повествовало о бесконечности мира. Холм, оставшийся справа, подставил рыжую спину его лучам. Впереди у ручья мелькнула рощица, радостно шелестевшая на ветру красной листвою. Ее восторженность передалась Шакариму, который уже не чувствовал себя несчастным. Нужно лишь время — неделя или месяц — и обязательно найдется решение.
А в голове слагались стихи о той, кого он неожиданно встретил. Это довольно большое стихотворение о переживаниях лирического героя, которого очаровали и увлекли «черные ягоды глаз», а солнце вовсе «скрылось, смущенное ее красотой»:
Шакарима, совесть которого перед народом была чиста и который честно исполнял служебные обязанности, вскоре избрали волостным управителем во второй раз.