Выбрать главу

В последующей части поэт разворачивает свое откровение о вере как ясном пути «святого человека» — «безумца». Продолжая противопоставление образов «тенгрианца» и «сидящего в мечети», Шакарим напоминает последнему:

…вера его — ясный путь, И с него уже трудно свернуть. И хотя злость теснит твою грудь, Он пребудет в раю — в этом суть.

К тому времени Шакарим был уже достаточно известным в Сары-Арке поэтом. Его стихи переписывали для себя многие образованные люди. Сохранилась, например, тетрадь знатока казахской литературы Садуакаса Мусаулы, в которую были записаны стихи Абая, Арыстана из рода Карауыл, акына Тобылбая, Шакарима, Машхур Жусупа Копеева, самого Садуакаса и ряда других сочинителей. Тетрадь заполнялась с 1884 по 1891 год, ныне хранится в Санкт-Петербурге, в Библиотеке имени Салтыкова-Щедрина, в архиве А. Н. Самойловича.

Многих современников Шакарима поражали его философские стихи — необычный для степной культуры жанр. К примеру, стихотворение «Истинное и ложное» (1889), в поэтике заглавия которого сведены противостоящие два слова, начинается такими суждениями:

Скажи, где мышленья и разума келья? В какой они форме находятся в теле? Знать, нравиться, верить — причуды рассудка, Когда от них польза бывает на деле? Мы слышим ушами, а плоть осязает, Мы видим глазами, а нос обоняет, Язык — орган вкуса. И все их сигналы Наш разум на пользу иль вред проверяет.

Безусловно, это абсолютно самобытные размышления. Шакарим ставил вопросы и вводил в стихи философские категории не по глубокому знанию концепций, бытовавших в разные эпохи и составляющих мировую сокровищницу философских знаний. Он лишь недавно начал знакомиться с работами отдельных западных философов да знал философскую лирику поэтов Востока. Пытливый ум неудержимо влек его в лабиринты познания. Вечные вопросы бытия возникали по наитию, словно зарницы в ночной степи. И он смело слагал стихи-философемы, ставил вопросы и искал ответы, радовался и удивлялся, недоумевал и противопоставлял метафорические символы, такие как истинное и ложное, вынесенные в заглавие стихотворения.

Впрочем, лучшие философские сочинения были впереди. А пока Шакарим обратился к работе над поэмой «Енлик и Ке-бек», которую поначалу озаглавил незатейливо — «Несправедливое наказание».

Как и в случае «Калкаман и Мамыр», первому изданию поэмы «Енлик и Кебек» (это окончательное название закрепилось позже) автор предпослал вступительное слово:

«В основе описываемой истории — конфликт, случившийся между родами Матай и Тобыкты примерно в 1780 году. Хотя по шариату помолвка дочери по выбору отца равносильна законному браку, предполагается, что родитель не печется о собственной выгоде, а охвачен одной только заботой о дочери. Иначе говоря, шариат не призывает к тому, чтобы кто-то из нужды продавал чадо ради выгоды, обрекая дочь на несчастье. Размышляя над этим, я уже не берусь утверждать, что Енлик и Кебек столь уж виновны».

Основную часть составила драматическая история любви, написанная образным языком. Но, не ограничиваясь изложением истории влюбленных, Шакарим самыми сочными красками обрисовал картину эпохи, заострив внимание на одном из наиболее противоречивых обычаев традиционного общества. Отсюда понятен интерес современников к его поэме. Ведь в конце XIX века все еще происходили семейные драмы, наподобие той, которую описал Шакарим. Девушек часто выдавали за нелюбимого, получая калым — солидный куш. И кто-то из них решался, как Енлик, пойти против воли отца и уйти к другому, протестуя, по сути, против многовековой традиции кочевого общества, с риском для жизни.

Юридическая основа проста: в традиционном казахском обществе разводы были в принципе запрещены. Муж не имел права бросать жену на произвол судьбы, даже если влюблялся в другую. В его распоряжении был только один способ разрешить ситуацию — взять возлюбленную второй женой и полностью обеспечивать первую, определив ей отдельную юрту или даже целый аул. В противном случае ему пришлось бы иметь дело с судом биев, который вынудил бы его к еще большим тратам. Точно так же жена не имела права уйти к другому, но с тем отличием, что не могла завести второго мужа. Если она все же сбегала от мужа, то суд биев заставлял соблазнителя платить большой выкуп в виде скота или принуждал женщину вернуться обратно. Казнь отступников была редкостью, но именно эта мера наказания выпала на долю Енлик и Кебека.

Шакарим, почитатель традиций, не дает рецепта, как избавиться от жестокого архаичного диктата. За него это сделало время. В XX веке советская власть в корне ликвидировала собственно кочевое общество, а с ним почти всю архаику — в чем-то замшелую, в чем-то милую казахскому сердцу и сохранившуюся в наше время в усеченном виде лишь в некоторых бытовых, свадебных и поминальных обрядах.

Традиции выдавать дочь замуж по воле родителей в наши дни практически не существует. Однако поэма «Енлик и Кебек» интересна сегодня сама по себе как подлинная литература. В ней нет места случайному, все эпизоды связаны смысловыми и сюжетными переходами. И потому частная история любви становится вселенской притчей, ибо «Енлик и Кебек» — это поэма о стремлении к счастью. Начинается она с небольшого философского размышления о том, как важна для народа историческая память. Вот его фрагмент:

Ушедший в мир иной — все дальше с каждым днем. Ушел — угас, коль мы не думаем о нем. Но не исчезнет след того, кто нам так нужен, Пока нас согревает он своим огнем.

Далее, как бы в продолжение исторического дискурса поэмы «Калкаман и Мамыр», следует политический обзор решающих событий XVIII века. Автор дает развернутую картину исхода казахов после джунгарского нашествия и последовавшего затем изгнания захватчиков. Чтобы объяснить некоторые добавления, Шакарим отсылает читателей к «Родословной тюрков, киргизов, казахов и ханских династий», изданной им в 1911 году.

Автор лаконично повествует о возвращении тобыктинцев во главе с Кенгирбаем в Чингистау. Споры за выпасы между родами Тобыкты и Матай перерастают в необратимый процесс вражды, в обстоятельствах которого происходит случайная встреча отважного батыра Кебека и красавицы Енлик.

Прорицатель-баксы Нысан как-то нагадал тобыктинцу Кебеку, что он пропадет из-за красивой высокой девушки. Вот Кебек и заблудился в буранной степи, охотясь с беркутом. А когда наткнулся на засыпанную снегом зимовку матайцев, обнаружил в ней семейство: старика со старухой, мальчонку-пастуха и поразительной красоты девушку — Енлик.

В первую же ночь, дождавшись, когда уснут домочадцы, девушка поведала жигиту горестную историю своей жизни. Ее сосватали за мальчика, байского сынка, которого она ненавидит и не желает к себе подпускать. «Кто может быть меня несчастней, скажи, батыр?» — шепчет Енлик. Принимая образ неожиданно явленного жигита за образ своего мира, девушка откровенна, потому что уже влюблена: