«Племянник Кенгирбая Ыргызбай, — писал Шакарим, — их предок в четвертом колене, был сподвижником хана Абылая. У него было четверо сыновей. <…> Старший сын Оскенбай был избран бием после упомянутого Кенгирбая. Единственным сыном Оскенбая от его старшей жены был наш дед — покойный Кунанбай-кажы. От старшей жены Кунанбая также единственным сыном был мой покойный отец Кудайберды».
Как глава рода прадед Шакарима Оскенбай (1778–1850) много времени находился в народе, организовывал и проводил всевозможные сходы и съезды. Пользовался непререкаемым авторитетом. Часто его приглашали соседние роды, чтобы он на правах независимого судьи разрешал те или иные земельные и имущественные споры. Рассказывают, как-то в отсутствие Оскенбая за разрешением спорного вопроса прибыли сородичи. Их выслушал юный сын Оскенбая Кунанбай и дал вполне разумный совет, рассудив как настоящий бий. Конфликтующим сторонам решение юноши понравилось, они приняли его. С тех пор стали признавать бием и Кунанбая.
Кунанбай (1804–1885), отец великого казахского поэта и мыслителя Абая, дед Шакарима, вероятно, был самой неординарной личностью из его предков. Он пошел в деда Ыргызбая: обладал высоким ростом и необыкновенной силой. С пятнадцати лет участвовал в борцовских схватках, побеждая, как и дед, лучших борцов. В роду Тобыкты известна история о том, как в восемнадцать лет Кунанбай задумал состязаться с именитым силачом Сенгирбаем. И предложил старшему по возрасту: «Не будем разглашать, кто из нас выиграл, а кто проиграл. Независимо от результата, я готов отдать вам призовые, потому что хочу бороться». Они встретились и провели схватку. Призового коня и чапан забрал Сенгирбай. Кунанбай до конца жизни никому не говорил, кто победил. На все вопросы отвечал: «Если Сенгирбай умер, разве я должен из-за этого нарушить свое слово?»
У него было четыре жены: старшая (байбише) — Кунке (бабушка Шакарима), затем — мать Абая Улжан (кроме Абая у нее было еще трое сыновей и дочь), Айгыз и Нурганым.
О Кунанбае в современном нам обществе бытует однозначное представление, которое сложилось по роману-эпопее «Путь Абая» Мухтара Ауэзова (1897–1961). Однако в реальности он вовсе не был таким несправедливым и грозным, а порой злобным человеком, всячески притеснявшим бедных родственников, каковым изображен в художественном произведении. Например, М. Ауэзов дает такую характеристику:
«Кунанбай — единственный сын своей матери Зере, старшей жены его отца. Большая юрта рода осталась за ним; он владеет огромными богатствами, пользуется неограниченной властью. Он старше своих родных и по возрасту. И потому ни один из потомков его деда Ыргызбая не смеет поднять против него голос, во всех двадцати аулах никто не решается даже высказать ему свое недовольство. И если Кунанбаю нужна поддержка, никто не щадит себя; его покоряющая сила, его властный голос и неудержимая воля заставляют всех следовать за ним. Предстоял ли захват чужих земель или подавление непокорных родов — каждый из старейшин понимал Кунанбая по одному едва заметному движению век».
Или вот еще одно красочное описание:
«Набожное смирение, которое всем своим видом выказывал Кунанбай с утра, как рукой сняло. От него пахнуло давней яростью и враждой. Бледный до синевы, нахмуренный и грозный, он, казалось, явился из мира когтистых хищников, готовых к прыжку, чтобы растерзать добычу».
И таким свирепым и кровожадным Кунанбай предстает на всем протяжении романа. Понять, как такой человек мог вполне успешно управлять большим родом Тобыкты, из романа невозможно. Писатель создал символический, несколько окарикатуренный образ алчного и злого степного феодала, далекого от забот о народе. Эту благородную функцию автор всецело доверил Абаю, который, как известно, «разорвал» со своей средой и стал защитником обездоленных масс.
Однако есть сведения, указывающие, что художественный портрет, выписанный в романе, мягко говоря, не совсем точен. Существуют воспоминания современника Кунанбая, поляка Адольфа Янушкевича. Они были изданы в Парижев 1861 году в виде книги «Жизнь Адольфа Янушкевича и его письма из киргизских степей» (на русском языке книга вышла почти через сто лет под названием «Дневники и письма из путешествия по казахским степям» в переводе Ф. Стекловой).
Сосланный в Сибирь мятежный мечтатель об освобождении Польши, прототип героя драмы Адама Мицкевича «Дзяды», А. Янушкевич после освобождения из-под надзора полиции стал канцеляристом в Пограничном управлении «области сибирских киргизов». По заданию управления он совершал поездки по казахской степи для проведения переписи населения и скота. Вел записи и дневники. Его наблюдения отразились в ярких сюжетах жизни кочевого общества. Встреча с Кунанбаем произвела на Янушкевича особенно сильное впечатление, о чем читаем в книге:
«Кунанбай — большая знаменитость в степи. Сын простого казаха, одаренный от природы здравым рассудком, удивительной памятью и даром речи, дельный, заботливый о благе своих сородичей, большой знаток степного права и предписаний Корана, прекрасно знающий все российские уставы, касающиеся казахов, судья неподкупной честности и примерный мусульманин, плебей Кунанбай стяжал себе славу пророка, к которому из самых дальних аулов спешат за советом молодые и старые, бедные и богатые. Избранный на должность волостного управителя, исполняет ее с редкостным умением и энергией, а каждое его приказание, каждое слово выполняется по кивку головы. Когда-то он был красивым мужчиной, нынче на его лице следы оспы, несколько лет назад чуть не унесшей его в могилу, как Мирабо. Во время вдохновенной речи он заставляет слушателей забыть о своем страшном обезображенном лице. Эти жестокие последствия болезни всякий раз пробуждают в нем сладкие воспоминания о сочувствии земляков, которое может дать тебе доказательства его заслуг и значения. А все баи недостойны развязать ремешок на обуви Кунанбая».
Оставим в стороне малопочтенное слово «плебей», что, впрочем, первоначально подразумевало в Древнем Риме «простонародный». Это далеко не подходящее определение для главы рода. А. Янушкевич, разумеется, знал, что Кунанбай не был по рождению голубых кровей. Вероятно, и русские чиновники желали подчеркнуть прежде всего незнатное происхождение Кунанбая, неофициально называя его «вышедшим из простонародья ханом». Российское правительство еще в 1822 году ввело «Устав о Сибирских киргизах», упразднивший ханскую власть. И в дальнейшем настойчиво поддерживало авторитетных глав родов, если только они не заявляли о своей принадлежности к ханской династии. Считалось, что именно потомки чингизидов, обладавшие прежде ханской властью, могли представлять угрозу российскому правлению в степи.
Как бы то ни было, превосходная характеристика, данная А. Янушкевичем Кунанбаю, опровергает образ, созданный в романе, даже если допустить, что впечатлительный европеец-романтик приукрасил достоинства главы рода.
Но зачем, в таком случае, Мухтару Ауэзову нужно было демонизировать образ отца Абая? Да только затем, что он не мог без риска для романа, да и для себя воплотить образ благородного родоправителя. Советская власть ко времени создания романа записала всех знатных глав родов в баи-феодалы, которые были объявлены врагами трудового народа. Положительного героя рода, заботящегося о благе народа, идеологические работники не допустили бы до читателя.
В 1936 году Мухтар Ауэзов попробовал прочесть публике первый вариант первой части романа и Кунанбай предстал в ней справедливым и мудрым правителем. Но эта версия подверглась жестокой критике казахских литературоведов и партийных идеологов. Ауэзова готовы были уничтожить за якобы прославление баев — врагов народа. И тогда писатель вынужден был переделать текст, сотворив иной образ Кунанбая. Он стал в романе непримиримым классовым врагом, к которому нет уважения со стороны положительных героев романа, включая четырех его жен. Даже мать Кунанбая, старая Зере, говорит о сыне, что он не знает жалости.