Так вот, именно эту силу, эту мощь, страсть, которой дышала вся натура Абая, Шакарим перестал чувствовать в последние годы своей жизни.
Абай всем своим сложившимся в последние несколько лет стилем жизни, можно сказать, демонстрировал, что ощутил иллюзорность пережитого, познал вкус спасения, достиг просветления и подчинился судьбе.
В 1899 году он написал:
Казалось, число визитеров к Абаю должно было уменьшиться. Но нет, сородичи продолжали наезжать, зачастую чтобы просто поздороваться с великим поэтом.
Внук Архам, которому в тот год исполнилось восемнадцать лет, хорошо запомнил, как его знатный дед общался с гостями.
«Была у Абая одна особенность, он впивался глазами в человека, который приходил с визитом, — писал Архам. — Не отвечая на приветствие, сразу спрашивал, с чем человек пришел, какое у него дело. Если гость отвечал внятно, а дело было важным, тотчас старался решить проблему. Разобравшись с делом, говорил: «Теперь иди в другую юрту, там тебя накормят».
Однако если посетитель, стесняясь и краснея, говорил, что прибыл просто поприветствовать поэта, Абай сразу отправлял в гостевую юрту: «Иди поешь». И сколь долго ни гостил такой посетитель, его не прогоняли. Но если он приезжал повторно и говорил, что теперь-то у него точно есть дело, Абай уже не слушал его.
Другое обыкновение: если кто-то брал слово, Абай внимал ему, бросив все дела. Не перебивал, пока человек говорил. Если речь нравилась, задавал вопросы, долго беседовал. Но если не нравилась, мог сказать резко: «Хватит, довольно!»
Он не судил о людях по родству, богатству или знатности. Выносил заключение только по речам и поступкам. Никогда не унижал бедного, захудалого человека».
Абай не перестал принимать посетителей, помогать им с решением проблем, но за пределы Жидебая уже не выезжал. Он мог безоглядно заниматься творчеством, но на вершине жизни устремления его вполне рационально ограничились проблемой связи личности с окружающим миром, с общим, со Вселенной. Оставались вопросы, на которые он обязан был успеть найти ответы. Хаос и убожество мира, равно как и несовершенство человека, интересовали уже меньше.
Стихотворение датируется 1899 годом. Абай шутил, говоря так о человеке? Нет, пожалуй. Был серьезен как никогда. Незамысловато и ясно давал оценку не столько собственной личности, сколько окружению, вечно ожидавшему от него героических свершений.
Смотрел в глаза судьбе и думал о Боге, хотя писал, конечно, не для Бога, чьи литературные пристрастия неизвестны. Просто понимал, что чем дольше человек живет на земле, тем он ближе к небесам. И только дружбой со смертью, не переча ей, а прислушиваясь к зову духов предков, можно продлить жизнь.
В 1898 году Абай написал исповедальное стихотворение «Когда умру, разве не станет мне обителью сыра земля?», очень похожее на прощание. Написал, как бы подводя итог одинокому, счастливому и горькому своему жизненному и поэтическому труду.
Вне сомнения, и шакаримовское предощущение ухода, которое растянулось на добрых три десятилетия, навеяно этими раздумьями Абая, хакима-учителя, мудреца, убежденного в бессмертии души.
Сам он, как истинный ученик Абая, не снижал высокого творческого накала, с которым жил последние годы. И продолжал предаваться серьезным занятиям. По вечерам занимался в зимовье на Колькайнаре переложением повести «Дубровский» в стихи на казахском языке.