Идея не нова. Предтечи — стоики. Красиво изрек Марк Аврелий: «Да живи ты хоть три тысячи лет, хоть тридцать тысяч, только помни, что человек никакой другой жизни не теряет, кроме той, которой жив; и не живет он лишь той, которую теряет… Все от века до века единообразно и вращается по кругу, и безразлично, наблюдать ли одно и то же сто лет, двести или бесконечно долго».
Шакарим предпочел бы, наверное, мысль Оскара Уайльда о том, что в любом человеке в каждый миг заключено все его прошедшее и грядущее. Он не мог принять доводы идеалистов. Не мог похоронить свои исторические работы. Писал историю казахов, явственно ощущая бесконечный временной ряд. А говорить, что существует лишь каждый прожитый миг и ничего более, означало, что нет связи между мгновениями, то есть нет истории. Это неверно, решил для себя раз и навсегда Шакарим. Жизнь не так призрачна и одномоментна, как полагают идеалисты. Прошлое неисчерпаемо, а будущее бесконечно. Значит, и жизнь после смерти есть! Гораздо досаднее то, что земная жизнь необратима, что когда-то навсегда перестанет биться сердце. Это скверно, но с этим ничего не поделаешь.
Поэзия — явление не научное, а божественное. И задача поэта — соединять волшебные мгновения прошлого и будущего, неся пищу душе, вечно жаждущей обрести устойчивость в настоящем мгновении.
Четвертый вопрос Шакарима — о хорошем, то есть идеальном человеке: какой он?
В стихотворении «Нет выше человека никого…» поэт обозначил некоторые критерии:
Однако о людях из реальной жизни, из окружающей действительности он невысокого мнения:
Это из стихотворения «Что есть человек?». Поэт разместил в нем целое исследование человеческих взаимоотношений, построенных на противостоянии:
Стихотворение, написанное в 1915 году, отражает, конечно, тягостные впечатления от Первой мировой войны, обернувшейся многомиллионными жертвами. Тем не менее общая оценка достойна частного внимания.
Начав с недостатков отдельного человека, Шакарим пришел к горестному заключению: мир человеческий плох. Он все еще тонет в своем древнем, зверином естестве.
Такой мир тем более нуждается в идеале, который мог бы послужить ориентиром на пути к нравственному исцелению. Но каким он должен быть?
Можно попытаться найти ответ в формате религии. Однако и здесь есть трудности. С точки зрения религии, понятное дело, идеальный человек должен быть истинным мусульманином. Но этого может оказаться недостаточно. Шакарим, поэтическая душа, рассуждая о вере, был полон сомнений, но в анализе предельно объективен. На свете есть множество религий, и ни одна из них не может претендовать на абсолютное превосходство, писал он в стихотворении «Религии»:
Впрочем, отмечая тьму религий, кажется, он знал путь к спасению. По Шакариму, пусть верующий «молится хоть двери», только искренним был бы в своей вере, в которой нет места насилию:
Поэт прав, все религии находятся в поиске и самоутверждении. Это движение нескончаемо, как нескончаем путь к совершенству. Точно так же и человек верующий должен постоянно стремиться к совершенству, очищая сердце и постигая Бога. На этом пути заблудшему уготовано прощение, но при некоторых условиях: он должен утишить страсти, обуздать вожделение, вообще практиковать умеренность. И такой богонравный и благонамеренный человек с чистым сердцем походит наконец-то на того «хорошего человека», о котором вопрошал Шакарим в журнале «Айкап».
Шакарим, мыслящий человек, чувствовал некоторую натянутость определений и понимал, что одними призывами невозможно заставить людей тотчас устремиться к идеалу. Значит, остается одно — самому пройти путь. Нужно очистить сердце и познать Бога. Достичь совершенства и дотянуться до идеала. И только тогда другие люди потянутся к истине, придут к подлинной вере.
Вот почему Шакарим, если бы его самого спросили, каким он видит идеал, подумал бы об Аллахе. Назвал бы, не исключено, поэта — существо доброй воли, потерявшееся среди людей с целью осчастливить мир. Вспомнил бы Абая. Но мыслил бы все равно об Аллахе.
Потому что помнил, как Абай писал в Слове тридцать восьмом:
«Аллах — это путь, а искренность и правдивость — враги зла… Не добиться истины, если в душе нет любви к ней. Человеческие знания добываются любовью к истине, жаждой открытия для себя природы и сути вещей. Это не божье всезнание. Любознательность и стремление к наукам дают человеку знания лишь соразмерные его рассудку. Но прежде всего надобно возлюбить Аллаха».