Сам образ поэта-отшельника здесь романтический, хотя импрессионистически вскользь даны самохарактеристики «истощен и постарел».
Образ Шакарима с его «пылающим сердцем», выступая контрастом на фоне презренных «рвачей-акимов», обращен к потомкам с «чистым сердцем». Его позиция, напрочь лишенная меркантильных и тщеславных помыслов, есть указание пути и возможность выхода к правде жизни.
Обрисовать картину бытия в отшельничестве не так-то просто. Подробных описаний ни у Шакарима, ни у летописцев рода Тобыкты нет. Поэтому можно только воображать уединенную долину среди гор, на краю которой приютился одинокий двор, отгородившийся от мира чисто символической изгородью, вряд ли способной служить препятствием для волков и лис. Невысокий домик из саманного кирпича. Пристройка — хлев для скота.
И остается догадываться, какой силой воли обладал Шакарим, чтобы не просто выжить, а и редуцировать религиозно-философские искания своих духовных учителей в биографическую канву собственного бытия наедине с природой.
Свидетельствует Ахат Кудайбердиев, который чаще других сыновей навещал отца в отшельничестве:
«Я до сих пор не знаю казахов, которые так, как отец, исследовали бы и берегли природу. Некоторые его начинания были поразительны.
Не будет преувеличением сказать, что он был человеком, исследовавшим и оберегавшим все и вся, начиная с людей и животных, кончая неживой природой. Приведу некоторые примеры.
Однажды у него закончились чернила, он изготовил их, я видел это своими глазами. Он нашел верблюжью колючку, вскипятил ее ветви, выделил осадок, добавил квасцы и получил чернила, которыми писал тексты.
В одной из долин Шакпака есть черные грязевые бассейны с желтоватыми налетами по краям. Очень глубокие, в два курыка глубиной. Летом промерзает дно, а зимой леденеет все грязевое поле. Раньше сюда загоняли больной скот, а люди лечили грязями сыпь. Болезни проходили. Отец высушивал эту грязь, калил на огне, получал в остатке сернистое вещество, которое шло как лекарство.
— В горах между зимовками Жолболды и Ескитам есть возвышенность Бозбиик с каменным сигнальным сооружением — оба. На этом холме я нашел магнитный камень, — рассказывал отец. — Гора скорее всего представляет собою залежь железной руды. Как я это заметил? Однажды я ждал кочевье, поднявшись на холм. Присел рядом с каменным столбом. Разглядывая камни, составлявшие оба, увидел, что поверхность одного камня подернута красноватой пленкой окисления, характерной для железосодержащих руд. Когда я приблизил к нему компас, вмонтированный в мои часы, стрелка компаса стала поворачиваться. Стоило отойти от камня, стрелка возвращалась на свое место. Другие камни таким свойством не отличались. Видимо, на глубине есть железо, решил я.
Казахи обычно красят охрой деревянные элементы юрты — кереге, уыки, шанырак. В Шакпаке есть место, называемое Жосалы биик — Гора охры. Здесь и добывается охра. Однажды отец, заготавливая дрова, ушел с другом Аупишем на этот холм, чтобы добыть еще и охры. Вернулись поздно вечером. Когда его спросили: «Почему припозднились?» — ответил: «Люди берут охру с поверхности. Но ее портят и ветер, и дождь, и солнце. Поэтому я брал с глубины. Пришлось копать землю». Действительно, добытая из глубины охра и цветом, и качеством выгодно отличалась от прежней, хорошо сохранялась на деревянных поверхностях.
Вот так отец все подвергал исследованию.
В моем шахматном наборе как-то потерялись некоторые фигуры. На жайляу отец повел меня на холм Буратиген, указал, где копать. Под землей обнаружились два вида туфа — серый и белый. Из этого камня я и вырезал недостающие шахматные фигуры, а также камни для игры в тогыз-кумалак. Мягкий туф удобен для такой работы.
Я рассказал о некоторых познаниях отца, чтобы люди могли бы ими пользоваться. А самому ему были более интересны наблюдения за зверьем».
К пятидесяти шести годам Шакарим сохранял отменное здоровье, живя в отшельничестве, по утрам делал привычную зарядку. Днем никогда не позволял себе лежать, спать, предпочитая хозяйственные дела, если не шла работа за письменным столом. По вечерам брал в руки домбру, напевал Аупишу новые песни на стихи, рожденные здесь, на зимовке.
Он не только перекладывал стихи на музыку, но еще писал о музыке — есть целый цикл таких стихов.
Вот причудливое по форме, учебное по содержанию, познавательное по смыслу, глубокое по познаниям стихотворение с «программным» названием «О сочиненных мною разных песнях»: