Позже, как бы в ответ, Шакарим упоминал в стихах Торайгырова. Но дружеское общение поэтов не получило развития. Талантливый Султанмахмут Торайгыров ушел из жизни непоправимо рано. А Шакарима все чаще приглашали в город на разнообразные мероприятия. Очень просили посетить вечера памяти Абая Назипа и Нургали Кульжановы. На первый вечер памяти Абая, состоявшийся 26 января 1914 года, Шакарим попасть не смог. Помешали сильные морозы, из-за которых ему не удалось выбраться из Чингистау. Но на второй вечер памяти Абая, который прошел 13 февраля 1915 года, он прибыл. В качестве зрителя. Одолел верхом непростой двухсоткилометровый путь из Чингистау в Семипалатинск по заснеженной степи ради общения с друзьями, музыкой, поэзией.
На сей раз это был благотворительный вечер. Сборы пошли в том числе и на финансирование обучения казахских юношей и девушек в российских университетах.
Культурная программа вечера была по тем временам уникальна. Исполнение песен и кюев сменялось чтением стихов Абая, Ибрая Алтынсарина. А какие были исполнители, какие поистине исторические имена: Жусипбек Аймауытов, Каныш Сатпаев, Райымжан Марсеков, Назипа и Нургали Кульжановы, знаменитый домбрист Мука Адильханулы, другие артисты.
В издававшейся в Томске газете «Сибирская жизнь» (№ 52 от 7 марта 1915 года) был опубликован большой отчет о мероприятии под названием «Киргизский вечер». Вот он в сокращении:
«В Семипалатинске по инициативе Н. С. Кульджановой местными киргизами был устроен литературно-вокально-музыкальный вечер на киргизском языке. Это была первая попытка устроить вечер исключительно для киргизов. Дружная работа увенчалась успехом. Зал был полон киргизами…
На сцене появляется Р. Марсеков, читает доклад о киргизской поэзии, затем на ту же тему говорит несколько слов Н. Кульджанова. Перед публикой раскрывается жизнь родного народа.
Начинается состязание в пении. Вот приехал певец-импровизатор Бржан из рода Аргын, издалека, специально к известной певице Саре из рода Найман, и вызывает ее на состязание в искусстве сочинять и петь.
Т. Козбагарова, изображая поэтессу Сару, так поет, что публика не выдерживает и несколько раз прерывает ее аплодисментами.
Затем начинается чтение и пение нравоучений и стихотворений киргизских поэтов Алтынсарина, Кунанбаева и других…
Поздно разъезжаются все по домам, оживленно толкуя о певце Капсалямове, как о лучшем певце, о начинающем, поющем с душою Бакбергенове, о подающем большие надежды мальчике-певце Айджагулове и других, доставивших столько приятного. Особенно рады женщины, которым редко удается видеть друг друга, их довольно много, они оживленно говорят об устроительнице вечера киргизке Н. С. Кульджановой, являющейся для них примером.
Вечер дал 917 руб., из них 100 рублей пожертвованы Жахия-хажы Бейсекеевым. Для Семипалатинска это очень хороший сбор. Чистого сбора должно остаться рублей 650, половина из них поступит в пользу подвижного мусульманского лазарета в Петрограде, половина в пользу учащихся киргизов».
Шакарим недолго пробыл в городе. Пообщался с родственниками, узнал последние новости. В России задули ветры перемен. Газеты доносили тревожные вести с фронтов мировой войны. Но еще более неприятными были сведения о волнениях в казахской степи. Они не печатались в газетах, но были у всех на устах. Так что поэт покидал город с нарастающим чувством тревоги.
Вступление России в Первую мировую войну отразилось на положении казахов, в первую очередь из-за увеличения размеров налогов. На казахское население были возложены «добровольные сборы», принудительная подписка на государственный заем и военный налог, всего около десяти различных видов сборов и пошлин.
Кое-где для нужд войны реквизировали одежду, скот и продовольствие. В некоторых уездах под видом помощи семьям мобилизованных была введена трудовая повинность. Казахи в качестве рабочей силы должны были пахать, сеять и убирать урожай в переселенческих деревнях.
Обычным делом стала принудительная мобилизация транспорта для подвозки хлеба к железнодорожным станциям. Семипалатинск в то время был крупным центром торговли, в первую очередь хлебом. Зерно скупалось главным образом в Томской губернии, отправлялось пароходами в европейскую часть России. Через Семипалатинск проходила четвертая часть товарооборота Сибири со Средней Азией.
Продолжалось изъятие земель у казахского населения.
Вот из-за таких нагрузок порой казахи, выступая против ограничения пределов кочевания, не выполняли требований волостных управителей и аульных старшин, отказываясь от уплаты налогов, податей, даже от сбора средств на нужды войны. Шакарим услышал про случаи угона лошадей у русских переселенцев, про то, как казахи сжигали сено и сенокосные участки. Но случаи сопротивления пока были единичными.
Вернулся он в Чингистау в раздумьях. Ощущение грядущего краха не покидало поэта. И оно только усилилось, когда весной 1915 года умер Какитай, его двоюродный брат. Шакарим очень любил Какитая, который был на десять лет моложе его, но близок и по духу, и по мировоззрению. Был Какитай бесконечно добр душой. Ко всем, без исключения, людям относился с участием, безотказно, как духовно сильная личность, устремлялся на помощь к родным по первому зову. Неспроста именно Какитай в 1908 году с непревзойденным упорством двигался из одного города России в другой с рукописью стихов Абая, пока не добрался до Санкт-Петербурга, чтобы отдать в печать первый сборник учителя, родного дяди. Другой родственник давно бы оставил затею и вернулся домой, но Какитай мужественно преодолел мыслимые и немыслимые трудности, чтобы исполнить задуманное родными.
Скорбя о смерти брата, Шакарим писал одно за другим стихотворения, словно предчувствуя те апокалипсические потрясения, которые должны были произойти в ближайшие годы. Не случайно именно в ту пору — еще кровоточащей боли утраты — поэт предрекал сородичам тяжкую судьбу, о чем можно судить по стихотворению «Все еще несчастный казах». Всматриваясь в мрак окружающей действительности, Шакарим тосковал о том, что нет у казаха «возводимых им городов, и нет ученых сынов», нет у него «крепких основ» ни в искусстве, ни в знаниях, «с рыцарями тоже беда».
Сосредоточив свое внимание на проблемах национальной духовной жизни, Шакарим резко обличает ограниченный круг философии жизни общества, что определимо как бахвальство, безалаберность, безволие: