Автономия не означала полной государственной независимости. Алашевцы прекрасно понимали, что после векового господства Российской империи сразу получить независимость не удастся ни при какой расстановке сил. Но историческое решение партии «Алаш» о создании, по сути, основ нового государства вполне могло обернуться успехом, если бы не противодействие других политических сил, которые опирались на внушительные государственные ресурсы.
Главной противодействующей силой были большевики. После октябрьского восстания в Петрограде и установления советской власти в центральных районах России большевики стремились, во-первых, решить внутриполитическую задачу — устранить влияние меньшевиков и эсеров, во-вторых, распространить советскую власть на всю территорию теперь уже бывшей Российской империи.
Первого января 1918 года в Семипалатинске официально оформилась Семипалатинская партийная организация большевиков, открестившаяся от меньшевиков. Большевики немедленно организовали отряд Красной гвардии. 28 января Совет рабочих и солдатских депутатов постановил: «Высшую власть должен взять в свои руки Совет и на период до областного съезда избрать Временный областной комиссариат Российской Социалистической Федеративной Республики». Областной военный комиссар М. Шабанов с отрядом Красной гвардии установил контроль над важнейшими учреждениями Семипалатинска. Большевики взяли в свои руки вокзал, тюрьму, банк, почту, телеграф. В Затоне рабочие заняли кожевенный завод, судоремонтные мастерские, пристань.
Утром 17 февраля 1918 года горожане прочитали воззвание исполкома Совета: «Граждане Семипалатинска и области! Исполняя волю трудового революционного народа и области, Совет рабочих и солдатских депутатов с сего дня принял на себя всю власть по управлению городом, вошедшим в состав Российской Социалистической Федеративной Республики. Объявляя об этом, Совет призывает все учреждения, предприятия и всех граждан к подчинению Советской власти и к спокойному занятию каждого своей повседневной работой».
Правительство Алашорды не намерено было быстро сдать позиции. Срочно был поставлен под ружье отряд милиции Алашорды, который взял под контроль Заречную слободу (Жана-Семей).
Но большевики оказались расторопнее алашевцев. Орган издания Алашорды газета «Сарыарка» публиковала отчаянные строки: «В какой бы ни было волости, в каком бы ни было городе не осталось ни одного места, не взятого большевистской властью. Создаются за советом совет, они все переворачивают, крушат и властвуют» (1918. № 15).
Шакарим в эту зиму, приезжая из Чингистау, сразу попадал в контору Алашорды на левобережье.
Не забывал о литературных обязанностях. Сдал в журнал «Абай» перевод газели Хафиза, начинавшийся словами «Сопы молится чему-то…». Перевод был напечатан в третьем номере журнала за 1918 год.
С декабря он жил в «городе Алаш» безвыездно, почти до лета, участвуя в обсуждении проблем как полноправный член уездного земства. Много общался с людьми, видел, как непросто давалось казахам понимание происходивших перемен. На стороне советской власти было пока малое число казахов, преимущественно члены партии «Уш жуз» — в основном мелкие чиновники, кустари, учителя, фельдшеры. На страницах печати ушжузовцы нападали на алашевцев, те давали отпор в своих газетах.
Соперничество партий «Алаш» и «Уш жуз» не продлилось долго. К июню 1918 года члены партии «Уш жуз» приняли сторону большевиков и партия распалась за ненадобностью.
Но вот противостояние Алашорды с советской властью продолжалось и в итоге оказалось смертельным для одной из сторон. Опасность можно было предугадать уже в начале 1918 года. Ничем хорошим не могло закончиться сосуществование Красной гвардии и алашординской милиции.
Молодой писатель Беимбет Майлин (1896–1937), сторонник правительства Алашорды, писал в статье «Первая жертва», опубликованной в газете «Сарыарка» 18 марта 1918 года:
«Согласно постановлению последнего общего казахско-киргизского съезда в Семипалатинске была организована конно-пешая милиция. На это в последнее время большевики стали смотреть косо и не раз заявляли: «Прекратите учения, сдайте винтовки». Наши милиционеры-защитники, имея в виду, что в их сердцах, кроме охраны народа, нет никаких злых намерений, прямо не возражали, но и своих учений не прекращали.
6 марта около 9 часов утра к нашим защитникам, проводившим учения без оружия, подошли 10–15 солдат и безо всякой причины произвели два винтовочных выстрела. Пули никого не задели. Когда некоторые жигиты, услышав выстрелы, бросились бежать, начальник милиции, учащийся учительской семинарии Казы Нурмухамбетулы, не сдвинувшись с места, смело крикнул, чтобы остановить суматоху: «Куда убегаете? Лучше примем безвинную смерть, всех не уничтожат!»
Между тем прозвучали частые выстрелы, пули попали и в самого Казы, и в его коня. Пуля угодила прямо в сердце жигита. Юноша ангельской души скончался прямо на месте.
Товарищи покойного плакали навзрыд, обнимая его голову, вскрикивая в горе».
Казы Нурмухамбетулы, казах из рода Сыбан, стал первой жертвой в противостоянии движения «Алаш» с советской властью. Первой, но далеко не последней. Молодой человек поступил в Семипалатинскую учительскую гимназию в 1915 году, должен был окончить ее в 1919 году. Пока же вместе с друзьями записался в алашординскую милицию, даже возглавил ее. Похороны Казы Нурмухамбетулы состоялись 7 марта. Когда покойный был погребен и была прочитана молитва, первым с речью выступил Шакарим. Ее воспроизвел в той же статье Беимбет Майлин.
«Народ! Вы знаете, кто здесь лежит? — говорил Шакарим. — Это первый из граждан Алаша, который пожертвовал жизнью ради своего народа. Не говорите, что он умер, нет, он не умер. Он свою любовь к нации проявил не на словах, а на деле. Говорил при этом: «Нынешние и будущие граждане, ратующие за свой народ, защищайте его, как я».
Покойного и звали Казы. Имя его — Казы — означает бий, судья. И он, как бий, сказал свое веское слово.
Дорогой мой Казы, не жалей о своей смерти! Ты исполнил долг. Ты занимаешь особое место и перед народом, и перед Богом.
Образованные люди! Молодежь! Не забывайте этого своего товарища. Теперь тяготы его семьи на ваших плечах. У него остался, говорят, как свет его очей, годовалый сын. Воспитать и выучить его — непреложный долг всех алашцев. И вы тоже не падайте духом пред случившимся. Я только сегодня убедился, что Всевышний дал Алашу настоящего сына. Я уже не надеялся в шестьдесят лет увидеть такого гражданина, который готов пожертвовать жизнью за свой народ. Увидел. Теперь без сожаления могу умереть хоть сегодня.
Дорогой Казыжан. Прости, если мы не оценили тебя по достоинству. Прощай! Пусть будет светла твоя могила».
Правительство Алашорды давно поняло, с каким грозным противником приходится иметь дело. Большевистский Совет рабочих и солдатских депутатов не считал Алашорду серьезной организацией и намеревался, накопив силы, покончить с самопровозглашенной автономией Алаш. До поры до времени большевики все же сосуществовали с Алашордой, не забывая оказывать давление. Пока это давление обернулось убийством Казы Нурмухамбетулы.
Лидеры Алашорды, реально оценивая силы большевиков, успели заявить о признании советской власти. И предпринимали попытки наладить связь с центральной властью, чтобы начать переговоры о предоставлении казахскому народу автономии в составе России. Например, 2 апреля 1918 года Халел Габбасов из Семипалатинска вышел на прямую связь с Лениным и Сталиным, вел переговоры с Москвой по телеграфу. Но советское правительство не торопилось признавать правительство Алашорды, оттягивая решение вопроса. Назревало крупное контрреволюционное движение, и советской власти приходилось думать о сохранении завоеванных в октябре 1917 года полномочий.