В таких случаях, вероятно, остается лишь находить способ заметать следы, ибо сердце человека, так и не поверившего в дальнейшую жизнь души, в то, что уждан, совесть, и душа — это одинаково необходимая опора для обеих жизней, не смогут очистить ни одна наука, никакое искусство, ни один путь и никакой закон.
Но если человек в полной мере уверует в посмертную жизнь души и в то, что совесть — это ее первейшая потребность, тогда ничто не сможет сделать его сердце черным. Потому единственный путь, который бы роднил людей, как братьев, открывая им возможность жить в добре и в этом, и другом мире, — это вроде бы религиозный путь.
Некоторые верующие обречены на мучения из-за убожества своего знания религии, из-за своей лености, тогда как у творца есть знания, и есть своеобразная жизнь души после смерти. И ничто не обеднит человеческую душу, если ее, как в этой, так и в последующей жизни питает и одухотворяет уждан — совесть.
Собственно, это и есть та самая крепкая опора для духовного возвышения, именно то, что я называю тремя истинами».
Наверное, это одно из самых неуязвимых доказательств существования души, а также веры в жизнь после смерти. Потому что оно чисто интуитивное, исполненное поэзией души и не содержит морализаторства. Но Шакариму хочется не просто внимать, но и следовать за ним.
Жестокие события последних лет заставили Шакарима еще более усомниться в нравственной безупречности мира.
«Какими благими усилиями можно исправить человеческую природу? Что предпринять, чтобы человечество научилось жить в мире?» — такими далеко не риторическими вопросами поэт-философ актуализирует свои духовно-душевные идеалы.
К весне 1930 года он дал окончательное, более развернутое обоснование своих принципов в эссе «За семьдесят два года»:
«По моему разумению, основой для улучшения жизни человека, проживания всех людей в согласии должны стать честный труд, совестливый разум, искреннее сердце. Вот три качества, которые должны властвовать над всем. Без них не обрести в жизни мира и согласия.
Безусловно, человек должен учиться, набираться знаний. Без знаний, без наук он не будет искусен. Нет ничего невозможного, если обретенные знания и умения будут использованы в честном труде для освоения несметных природных богатств. Все достижения человеческого разума должны быть направлены на нужды и интересы человечества.
Милосердие, любовь, доброжелательность, честность исходят от чистого, бескорыстного сердца.
А разумный человек чести не станет чинить зло, беды другим, ему чужды пустое бахвальство и эгоизм.
Можно не сомневаться: имея такие качества, люди обретут благополучие и будут жить в согласии».
Бескорыстное сердце, честный труд, совестливый разум — вот те три истины в парадигме этики Шакарима, к которым он пришел сознательно, обдуманно, после мучительных поисков и жизненных потрясений. И именно их предлагал теперь людям, сородичам, всему человечеству в качестве средства спасения от безумств, ведущих к уничтожению человеком человека:
«Серьезным препятствием могут оказаться те зловредные качества, которые стали настолько привычны, что люди приняли их за правило. Это вожделение, себялюбие, хвастовство. Причем эти пороки могут порождать бесконечную вереницу злодеяний, таких как насилие, ложь, властолюбие, стяжательство, жестокость, кровожадность.
Нужно неустанно искать пути избавления от этих пороков.
Прежде всего, надо приучить всех людей к честному труду. Для этого необходимо избирать правителями бескорыстных людей, которые должны подготовить справедливые и гуманные законы, по которым к управлению будут привлекаться местные кадры, молодежь. Их надо обучать, им необходимо дать образование.
Но всего этого недостаточно для изживания вредных привычек. Наряду с честным трудом, образованием, нужно ввести «науку совести». Об этой науке должны позаботиться ученые, умные люди. Они должны разработать ее как научную дисциплину. Нужно воспитывать в людях чувство высокой порядочности, самоуважения, что помогло бы изжить животные инстинкты. Если удастся искоренить пагубные вожделения, остальное изменить легко…»
Как видно, шакаримовский статус полномочий правителей, порядок деятельности должностных лиц и интеллектуализм ученых людей в сочетании с концепцией «наука совести» призваны возродить предустановленную гармонию человеческой природы.
С полным основанием заговорив о собственном изобретении — науке совести, Шакарим объявил ее методологией чистый разум, объектом исследования — человеческую душу, целью новой науки — избавление человека и человечества от пороков.
Духовная мощь Шакарима была так высока, что его считали одним из тех, кому ведома истина. Но он не собирался представлять себя мессией, святым человеком. Не говорил громогласно: «Я знаю все, идите ко мне».
Однако к нему все равно шли. Ибо высокая нравственность, утвержденная в «Трех истинах», явственно ощущалась в его личности, мышлении, поступках. Он жил именно так, как должны были жить описываемые им люди будущего, воспринявшие три истины. Жил вроде бы вдали от людей, но никогда от них не отдалялся. Поэтому всегда оказывался рядом с народом в трудные времена. И нес с собой бездну свободы, духовности, красоты и естественности.
Рассказов о визитах к кажи в Саят-кора не так много. Один из них оставил сын Каримкула Кабыш.
Зимовал Каримкул, друг Шакарима, не очень далеко, в Байкошкаре. И его сын вместе с сыном Шакарима, тоже Кабышем, как-то навестил кажи.
«В самый лютый мороз, в страшную пургу вместе с Кабышем, сыном Шакарима, мы приехали в Саят-кора и ввалились в дом с коржином, полным подарков, — рассказывал Кабыш Каримкулулы (1907–1970), в будущем знаток и исполнитель песен Шакарима, хранитель его творчества. — Шакарим входил, выходил, затопил печь, сварил мясо, угостил чаем, подоил верблюдицу. Его домик стоял меж двух гор, здесь было потише. Пол дома был покрыт узорным войлочным ковром, поверх разостланы одеяла, подушки. На столе — исписанные листы бумаги. Много сложенных в стопки книг. На стене — гармонь, домбра, сабызгы (флейта), дробовик, кожаный патронташ, шокпар (деревянная дубинка), нож в чехле, камчи, серебряный кисет, одежда.
Возле печи на шкуре жеребенка лежала собака тазы. Из угла с шеста на нас пугливо поглядывал из-под колпачка беркут. В смежном с домом сарае стояла лошадь на привязи».
По описанию домашней обстановки можно понять, что Шакарим и в преклонном возрасте не утратил вкуса к жизни.
Гость вспоминал далее, что Шакарим обратился к сыну с просьбой переложить в песню печаль, засевшую в голове. И его сын, талантливый поэт, взяв в руки домбру, стал импровизировать. То была горестная песнь о страшной беде, обрушившейся на народ, о том, как лишались люди хозяйств, скота и уходили в ссылку на чужбину, в другие края.