Это стихотворение стало известно многим. В народе его повторяли наизусть, передавали друг другу, из семьи в семью, из аула в аул.
Устами Шакарима говорил народ, говорила правда.
Шакарим говорил от имени народа.
Стихотворение, разумеется, стало известно и властям. Конечно, было расценено как провокаторское, подрывающее авторитет советской власти.
Известный пример. Осип Мандельштам в 1933 году написал стихотворную инвективу против Сталина:
Мандельштам не собирался отдавать стихотворение в печать, оно сохранилось в памяти десятка современников, но хватило и этого. В мае 1934 года он был арестован, сослан в Воронеж. В 1938 году, приговоренный к новому сроку в Колымские лагеря, он скончался в больнице пересыльного лагеря во Владивостоке.
Шакарим не боялся репрессий, не страшился ареста. Он просто об этом не думал. Жил так, как повелевала честь, как предписывали собственные моральные законы. И теперь ему оставалось принять с достоинством ту неизбежность, которая неотвратимо накатывалась на Чингистау, как жестокий снежный ураган в степи.
В июне 1931 года в Чингистауский район на должность начальника районного отделения ОГПУ был назначен оперуполномоченный Абзал Карасартов (1906–1979), уроженец Баянаула. Молодой, деятельный чекист избрал главным объектом своего внимания именно Шакарима. Видевшие нового начальника жители рассказывали, что это был крепкого сложения, очень сурового вида смуглый молодой человек, обычно восседавший на коне с маузером в руках, с белой повязкой вокруг головы.
Стаж работы Абзала Карасартова в органах составлял всего девять месяцев. До этого он временно исполнял обязанности начальника райотдела ОГПУ в Павлодарском округе. Получил благодарность за «разоблачение антисоветской организации». Видимо, это был хваткий, надежный работник, поскольку его перевели, опять же временно, в беспокойный Чингистауский район.
В известном разговоре, записанном на магнитофонную ленту, между ученым Евнеем Букетовым и Абзалом Карасартовым, состоявшемся в 1978 году, есть такой фрагмент:
«Карасартов. Меня вызвали в Семипалатинск. В обл-отделе сказали: «Вас решили направить в Чингистауский район. Там положение не очень хорошее. Отовсюду повылезали банды. Народ, глядя на них, похоже, тоже готов подняться. Это родина Шакарима Кудайбергенова, племянника Абая. Шакарим, можно сказать, известен не только в Казахстане, но и во всем мире. У него есть авторитет, он пользуется уважением. Поэтому тебе такое поручение: ты должен найти его и побеседовать. Надо узнать его мнение…» Так я оказался в Чингистау.
Букетов. Как звали начальника ОблГПУ, давшего вам поручение?
Карасартов. Это был русский человек по фамилии Панов, старше меня. Его заместитель Волков. Когда я по их поручению прибыл в Чингистау, начальником райотдела до меня был человек по фамилии Юдин. Он передал мне все дела».
Жестокость Карасартова сразу стала притчей во языцех. Всех сотрудников райотдела ОГПУ он отправил в Чингистау ловить «банды», то есть казахов, покинувших аулы в поисках пропитания. По его указанию чекисты, завидев беглецов, могли сразу открывать огонь.
Расспросив местных жителей о Шакариме, Карасартов с удивлением обнаружил, что к старцу в Чингистау народ поголовно относится как к святому. Это его насторожило. Праведники, святые угодники, чудотворцы, пророки наряду с религиозными лидерами числились главными врагами советской власти. Сотрудники ОГПУ получили от Карасартова указание контролировать Саят-кора, отдаленное жилище Шакарима.
И однажды кажи, вернувшись из аула в Карабулак, обнаружил, что уединенный его дом, запертый на замок, вскрыт. Два человека, забравшись внутрь, съели припасы, покормились маслом.
Этот эпизод был описан поэтом, как всегда, в стихотворной форме в объемном сочинении под общим заглавием «В уединенном жилище».
Удивляясь, кто мог забраться в дом, он решил выяснить, охотники или иные гости побывали у него дома:
По ходу стихотворного рассказа Шакарим создает притчу. По дороге в Баканас его конвоиры увидели двух баранов. Приняв их за архаров, застрелили. «Вот так и меня, — говорил кажы, — приняли за беглого, хотя я просто одинокий поэт».
В Баканасе под арестом Шакарим пробыл один день. Следователь из города, русский, спрашивал: «Что вы за человек? Почему ведете такой странный образ жизни?» Шакарим отвечал, что живет в уединении не из враждебного отношения к кому-то, а из расположенности к творческим занятиям. Напомнил, что и Лев Толстой стремился к подобному уединению на закате жизни.
Образованный следователь был поражен неожиданно раскрывшимся перед ним вдохновенным обликом благонравного старца, забравшегося в сердце диких гор в святом стремлении к познанию истины. Командир чекистов, похоже, в самом деле узрел какую-то внутреннюю близость казахского аксакала к великому русскому писателю. Он немедленно освободил поэта.