— Передай ему спасибо и пусть остается там, внизу. Я спущусь.
Ганеша внимательно посмотрел на отца, потом грустно прошептал:
— Внизу, да. Я передам.
Шива начал безмолвный танец вокруг распростертого тела Кали. Его легкие движения завораживали, в воздухе сама собой зазвучала музыка. Тело многорукого бога словно перетекало из одной позы в другую, иногда настолько быстро, что превращалось в размытое пятно.
Сделав три круга вокруг тела жены, Шива замер перед ней на одной ноге. На его шее билась жилка, но дыхание было легким.
По узкой тропе спустились безликие слуги в белых одеждах. Шива распорядился перенести тело Кали в храм. Танец затянул некоторые трещины на его стенах. Вода в бассейне снова стала прозрачной.
— Оставьте это на ней, — тихо сказал он, увидев, что слуги замерли, не решаясь прикоснуться к страшному ожерелью. Повинуясь взмаху его руки, оно само собой скрутилось и улеглось между ее грудей. Проследив, как тело жены скрывается за дверью, Шива глубоко вздохнул — так, что в окрестных горных вершинах поднялся ветер. Но он не пугал, скорее успокаивал. Сила ветра была такова, что беспорядочно валявшиеся повсюду камни перекатились и сами собой встали на положенное им место.
Внизу, в густой тени, у широкого ручья, протекающего по дну долины, тяжело опираясь на посох, стоял тщедушный старик в грубой пастушьей овчине.
— Ты вовремя появился, Ткач, — прошелестел голос появившегося словно из ниоткуда Шивы. — Сегодня было особенно тяжело.
— Если нужна моя помощь…
Шива отрицательно покачал головой. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль.
— Тебе лучше уйти, Ткач.
Митра глубоко вздохнул и просительно посмотрел на него.
— Можно мне подняться… туда?
— Нет, — снова покачал головой Шива. — Не сегодня.
Митра горестно наклонил голову, морщины на его лице проступили резче.
— Я понимаю. Основатель, я слышал, что говорила Шакти.
— Кали, Ткач. Это говорила Кали. А то, что говорит Кали лучше сразу забыть.
— Но, может быть…
— Уходи, Ткач. Так будет лучше. Наступает плохое время. Береги себя.
Отступив на шаг, Митра склоняется в низком поклоне.
— Хорошо. Я ухожу, Основатель.
— Тебя проводит Ганеша. Я благодарен тебе за помощь, Ткач.
Великий бог исчезает. Митра с тоской смотрит наверх, на освещенную солнцем кромку окаймляющей долину горной цепи.
По извивающейся по крутому склону тропе громко топая сбегает Ганеша.
— Дядя Митра!
— Да, Ганеша. Не надо меня провожать. Я знаю дорогу.
— Я… — слоноголовый бог опасливо оглядывается по сторонам, большие уши шлепают его по щекам. — Я просто… Вот, возьмите.
Он передает Митре небольшой бурдюк, наполненный чуть больше, чем на половину.
— Я больше не смог найти, — виновато говорит Ганеша. — И времени мало было.
— Спасибо тебе, дорогой, — Митра крепко обнимает его. Ганеша осторожно кладет огромную короткопалую ладонь ему на плечо.
— Вы и вправду берегите себя, дядя Митра. Там у вас все сложно как-то.
— Спасибо, — повторяет Митра. Вскидывает на плечо принесенный бурдюк и уходит.
Через несколько минут он покидает серый туман и выходит на старую дорогу. Ее окаймляют потрескавшиеся камни, на которых начертаны почти стершиеся письмена. За ними, за пределами дороги — торчащие кое-где большие валуны, похожие на облака, пучки травы и кустарника. Все это подрагивает и колышется, порой то там, то сям открываются дыры, через которые видна далекая земля.
Из узкой щели в одном из камней вылетает Галга, почти тут же Митру, стуча по камням копытами, догоняет осел.
— Что там у вас стряслось? — грубовато спрашивает первый. Митра лишь машет рукой, потом развязывает бурдюк и делает большой глоток. Оторвавшись, глубоко вдыхает. На его лбу разглаживаются морщины.
Осел тычется лбом ему в руку, Митра подносит отверстие бурдюка к его вытянутым губам. Осел шумно прихлебывает, как-то умудряясь не пролить ни капли.
Митра завязывает горлышко бурдюка и забрасывает его на спину. Галга заглядывает ему в лицо.
— Совсем плохо, да?
Ответа нет. Галга вздыхает и неловко пытается погладить Митру по руке. Митра усмехается, снимает бурдюк и снова начинает его развязывать.
— Глотни и ты. Дела и вправду не очень. Ну… тем больше у нас работы.