<p>
Придешь ли ты ко мне, соберешь ли слезы с моих ресниц, поможешь ли забыть черноту сердца моего? Много ли я отдал тебе, достаточно ли был предан? Не стать другим, не измениться и ничего больше не изменить…
Я тормознул у обочины, чтобы размять свое – сцементировавшееся за долгий маршрут тело и вышел в метелицу. Невесомые хлопья покрыли мое лицо, от чего я приятно содрогнулся и стал потягивать свои конечности, как заправский йог. Воздух был мягкий и чистый, лес спал в небывалом сне, и я окунулся в тишину — курить в таком блаженстве не хотелось. И тут сквозь пелену белых хлопьев я увидел старушку, сидящую на ящике. Перед скукоженным существом находился импровизированный прилавок с каким-то товаром. Пройдусь ка…
— Что это у вас продается, позвольте узнать?
— А вот что, сынок, посмотри
Старушонка встряхнула верхний предмет и, когда снежное облако рассеялось, я увидел приятную глазам ажурно связанную белую шерстяную шаль. Под ней были и другие, но именно верхняя, которую встряхнула бабушка, «зацепила» меня.
— Вот красота (не удержался я) а сколько же это стоит?
Я мысленно перебирал в голове, кому же я презентую это сокровище – моей болезненной жене (я ведь так и не купил ей подарка), или все-таки мамке (ей, вроде, по стилю подходит)?
И тут я взглянул на бабусю–продавщицу, чье ангельское лицо смотрело на меня бельмастыми глазками (что же это за лицо такое?)
— А ты дай, сколько не жалко, я сама вязала.
— Так… пять тысяч хватит?
— Ой, много как!
Я потянулся за наличкой (только бы набрать объявленную сумму… в наш век пластиковых карт, а то ляпнул…)
— Ты вот что, сыночек, ты на эти денежки купи свечей самых дорогих и поставь их Николе Угоднику – ровно три раза в церковь пойди и скажи Чудотворцу: «От бабушки Лизаветы ». Видишь, церкви у нас нет, а тут вроде я через тебя Николу умилостивлю. А то старая я, в моем возрасте боязно в церковь — от не ходить.
Она подала мне сверток, я почему-то поклонился и направился к своей RAV4 но обернулся – добрые бельмастые глазки смотрели мне в след (милота-то какая)
Я проехал с километр – ни одного населенного пункта… Откуда она пришла, неужели там деревня за лесом, как она через лес-то проползти умудрилась? И вот над белыми макушками елей блеснул позолотой крест. Я решил тормознуть в поселке и сразу же поставить свечей, как мы условились. (Да вот и перекушу в этой рыгаловке, но сначала в церковь).
Поп что-то пел в глубине церкви. Я накупил самых дорогих свечей — на пятьсот рублей и еще пятьсот запихал в коробку с дыркой.
— А где у вас тут Никола?
— А направо Чудотворец будет – ответила какая-то кикимора. (Грешные мои мысли)
Священник разливался великолепным баритоном из всех углов культового сооружения, больше в церкви никого не было (репетиция что ли?). С горстью свечей я самым тихим образом прокрался к иконе Николая Чудотворца и стал втыкать свечи, приговаривая: «От бабушки Лизаветы, от бабушки Лизаветы» (вот запрягла старушка, лучше бы деньги отдал). Закончив процедуру, я обернулся – Господи, да это поп! Священник стоял прямо за спиной и, продолжая распевать, следил за моими манипуляциями (вот испугал!). Только сейчас понимаю, какой грешный циник я был в те годы.
Конечно, по прибытии, я вручил подарок своей любимой жене. С тех пор она почти всегда была в нем, так он понравился Глаше. И дома и на улице шаль укрывала ее плечи. Само собой, я исполнил все, что завещала мне бабушка Лизавета. Дела шли хорошо, и я смог отправить свою любимую жену на лечение в Германию, однако скорбная неотвратимая ее кончина все же пришла. Помню как я и моя взрослая дочь Маруся ревели у гроба – никогда не думал, что будет так больно. Спасаясь от душевной язвы, я загрузил себя работой, но все валилось из рук – полный раздрай!
Однажды ночью я не мог заснуть — думал о том, чтобы продать свой особнячок, где все напоминало о Глаше, и переехать в новостройку рядом с работой. Мой взгляд остановился на белой шали, что все это время висела на стуле в нашей спальне. Тут, мне показалось, я задремал, а когда проснулся, увидел рядом с собой на стуле мою умершую жену – шаль покрывала ее плечи. Помню, я даже не испугался, наоборот, возликовал – ведь я безумно любил и продолжал ее любить!