— Мне надо подумать...
Семен опять разозлился. Его деланное благодушие, его фальшиво-веселый, псевдодружеский тон мгновенно исчезли.
— Козел. — прошипел Юрьев. — Я с самого начала предлагал тебя пришить! Инга не захотела! Пожалела, видишь ли, мужа! Соглашайся, урод, не испытывай мое терпение! Оно не бесконечно!
— Можно, я поговорю с Ингой? — попросил Сашка.
— Зачем еще?! Тебе мало болтовни?!
— Мне надо... надо объясниться с ней. Ну пойми... Мы много лет прожили вместе... Я люблю ее, а она, кажется, любила меня... И мне надо узнать почему... Как... так получилось! — с трудом закончил Сашка.
— Тогда дашь окончательный ответ? — деловито уточнил Юрьев.
— Тогда да, — кивнул Таранов.
— Ладно! — согласился Семен. — Сейчас позову ее. И даже оставлю вас наедине. Но учти, тля: если ты ее ударишь или хоть попробуешь ударить, я тебя по толчку размажу!
— А что она меня боится? — равнодушно удивился Сашка.
— Представь, боится, — без выражения подтвердил Семен.
— Почему?
— Говорит, ты на все способен. Говорит, она и раньше подозревала, что ты психованный, что тебя можно гнуть до бесконечности, но нельзя сломать, что, доведенный до предела, ты в состоянии сотворить такое... Подозревала, но не верила. А когда ты искалечил Борьку и Мишку, поверила. И теперь боится. Но ведь мы-то с тобой знаем — ей бояться нечего, верно?! — Семен глумливо ухмыльнулся, покровительственно потрепал Таранова ладонью по щеке.
Сашка отстранился.
— Позови ее, — попросил он.
— Смотри, мы договорились! — угрожающе напомнил Юрьев и вышел.
Вскоре появилась Инга. Когда она вошла, Сашка вдруг ощутил, как сердце его сжалось — от тупой душевной боли и странной, необъяснимой нежности к этой подлой, развратной, но ослепительно красивой и невыносимо желанной девке, которую он так любил и которую, похоже, теперь терял навсегда.
— Что тебе надо, Саша? — спросила Инга с порога. Она старалась держаться независимо и отчужденно, но чувствовалось, что смущена и испугана. Хотя старается не показать этого.
— Сядь, — мягко попросил Сашка.
Инга уселась напротив него, закинула ногу на ногу.
— Ну?
— Инга, объясни мне... — медленно начал Сашка.— Объясни, зачем ты так поступила со мной? Разлюбила? Ну сказала бы честно, развелись бы, разменялись... Зачем же так-то?
— Семену нужна эта квартира. Желательно даром. А мне нужен Семен.
— Но я-то, Инга, я-то! Я же живой! И я же любл... любил тебя! Зачем же ты со мной так?! Зачем же ноги-то об меня вытирать?! Я все же не тряпка половая! Я все же мужчина!
— Разве ты мужчина, Саша? — печально спросила Инга. — Мужчина должен обеспечивать свою женщину, уметь защитить ее, мужчина должен занимать какое-то положение в обществе, чтобы его уважали, боялись задеть, оскорбить. Соответственно, боялись бы оскорбить его женщину. А ты? Как в том анекдоте: ты не мужчина, ты самец.
— Боже, как цинично! Сама подумай!...
— Цинично, зато правда! — перебила Инга. — Вот скажи мне: ты способен добиться хоть какого-нибудь общественного положения выше положения дворника?
— Теперь, в нынешние времена, не способен. Но...
— Вот именно: но! Сейчас начнутся различные отговорки: слышали, не надо. Строй и режим тебе изменить не дано. Так, по крайней мере, попробуй хоть сам выдвинуться при этом режиме! Воспользуйся его преимуществами — теми, которые есть! Подумай о себе, не о человечестве, не о России, не о народе, а о себе! О своей семье, о своем достатке! Возвысься! Не можешь? Совесть не позволяет даже пробовать?! Ну и сиди в своем болоте! А меня уволь, не хочу.
— Но ведь ты любила меня когда-то! Или нет?!
— Любила. А теперь люблю Семена.
— Почему? Разве я стал другим?
— В том-то и дело, что не стал. Остался прежним. А жизнь вокруг изменилась. Тогда, раньше, когда я полюбила тебя и вышла за тебя замуж, мы жили в другой стране, в другой эпохе. Там ты был сильным. Настоящим мужчиной. Уважаемый университетский преподаватель, перспективный ученый, прямой, честный, добрый человек с безупречной репутацией, талант, будущий профессор, заведующий кафедрой, декан, член-корреспондент, академик... К тому же постоять за себя ты умел — я имею в виду на улице. Защитить от хулиганов. Тогдашних хулиганов. Непрофессионалов.
А теперь все иначе. Теперь правит бал Семен. У него деньги, у него власть, у него даже общественное признание хоть он и бандит — недаром его избрали депутатом городской Думы. И еще у него — перспективы. А ты? Кто ты такой? Дворник. То есть чуть больше, чем никто. Какие перспективы у тебя? Всю жизнь махать метлой и перебиваться с хлеба на квас.
— Ну уж, с хлеба на квас! — возмутился Сашка. — Не так плохо мы жили! Конечно, без излишеств...
— А я хочу излишеств! — возразила Инга. — Хочу ездить на «мерседесе», а не на метро! Хочу чувствовать себя личностью, богиней, а не тупой совковой кошелкой! И Семен может мне это дать. А ты — можешь? Нет! Потому что ты теперь — не мужчина! Ты — прошлогодний снег, отработанный шлак! Обломок третичной эпохи! А мне нужен мужик! Я женщина, и красивая женщина, весьма красивая! Я жить хочу!
— Но твой Семен — подонок...
— Ой, какие мы совестливые! Не разводи соплей. Семен превосходит тебя по всем статьям, даже по чисто личностным. В койке он тебе ничуть не уступает, поверь мне, а на кулаках он тебя одной рукой сделает! Уже раз сделал!
— Я был пьян!
— Он бы тебя и трезвого сделал в шесть секунд, не сомневайся.
— Но ведь ты продаешься! Просто продаешься, как проститутка! Неужели ты сама этого не понимаешь?!
— Продаюсь? Ну и что? Все женщины продаются и покупаются, польстившись на деньги мужчин, на их общественное положение, красивую внешность, силу, храбрость, лихость или же доброту, справедливость, мягкость — кому что нравится. Так было и так будет во веки веков. Поэтому не надо орать — проститутка, проститутка...
— Не ври, Инга! Не подменяй понятий! Есть чувства истинные, искренние — они не зависят от внешних обстоятельств, — и есть чувства продажные, покупаемые сегодняшним богатством, успехом, красивой позой — они исчезают при первом же неблагополучии! Так что не все женщины — проститутки! Вот Люба, например, никогда не продавалась!
— Любка! — Лицо Инги исказилось ненавистью. — Да уж! Она вечно была чистюлей, вечно блюла себя, целку свою, будто ее целка кому-то нужна! Ханжа чертова!
— Она не ханжа! Она ждала любви и не хотела размениваться!
— Ну конечно. Любка во всем лучше меня! Вот и вали к ней, что же ты за меня цепляешься? Я тебе изменила, я тебя из квартиры твоей собственной выставила, я вообще бывшая шлюха и воровка! Так убирайся к Любке, она примет, счастлива будет! Чего ты медлишь?!
Сашка вздрогнул, словно получил пощечину. В пылу спора он на мгновение забыл о своем нынешнем положении. Теперь вспомнил.
— А ты действительно бывшая пляжная девочка? Люба не врала? — спросил он тихо и как-то безнадежно.
— Действительно, действительно! Была пляжной давалкой! Но ложилась только с теми мужиками"которые нравились! И они мне платили! Отличная работа, по-моему: и удовольствие получаешь, и деньги! А в Москве я обворовывала всяких кобелей, да! Сперва трахнусь, потом обворую! И кавказцу тому, которого ты избил в общежитии, когда мы с тобой познакомились, я тоже перед этим дала! За триста рублей! Обещала троим, а дала одному! Вот так, Сашенька. Вот такая у тебя жена! И что теперь ты мне сделаешь? Соли на хвост насыплешь?
— Ничего не сделаю, — ответил Таранов глухо.
— Эх, ты! — бросила Инга презрительно. — Я-то, когда шла сюда, боялась, что ты меня сейчас зарежешь или по крайней мере измордуешь! А ты... Дешевка! Тебе рога наставили, из родительского дома, считай, уже выгнали, а ты знай утираешься! Слизняк ты, Саша, слизняк и есть, верно Семен говорит! Фраер, лох, тряпка половая! Об тебя действительно только ноги вытирать! Ты не просто деньги зарабатывать не можешь — ты ничего не можешь! Вообще ничего! Теперь я знаю — я правильно с тобой поступила! Так, как ты заслуживаешь! Овцы существуют для того, чтобы их стричь!