А потом, Светлана, я ничего не помню. Я не знаю, как, когда, каким путем, при чьей помощи оказался я в Советском Союзе. Я не знаю, выполнил ли я или нет возложенное на меня поручение - два поручения, с шальмугрой и с призывом о помощи. Я не помню ни морского перехода, ни полета. Ничего, решительно ничего...
Мне неведомо, каким чудом Бханг, муж Золотоликой, стал вновь Андреем Коноплевым, твоим отцом, неизвестно мне - один ли Коноплев существует в мире или их много - таких Коноплевых, вернувшихся оттуда. Если ты скажешь, что все это просто приснилось мне, потому что я слишком долго ломал голову над записной книжкой в холстинковом переплете, я поверю тебе.
Но одно я знаю наверняка: клятва была дана, и кровь жертвенного ара, белого, как облако, обрызгала сразу наши босые ноги - и мои и ее. Неподвижно стояли они рядом на мшистом и теплом мраморе. И еще в одном уверен я: третье яблоко - на пути ко мне. Могу ли я не послушаться заключенного в нем призыва, Света?.."
ГЛАВА VIII
О-ВАНГ НА КАНОНЕРСКОМ ОСТРОВЕ
Теперь, когда все уже произошло, а мы по-прежнему стоим в полном недоумении перед загадкой двойного бытия Андрея Коноплева, стоит отметить, что утром дня, следующего за тем, когда он прочел дневник и "вдруг все вспомнил", взволнованная, потрясенная и смущенная до предела Мария Бенедиктовна вернулась на Замятин.
Надо отдать ей должное: понимая, как и все окружавшие, что каждый факт в жизни ее мужа по каким-то непонятным причинам вдруг приобрел двойный смысл, она нашла для обоих случаев достойное ответное поведение.
Ее мужа надо было теперь расценивать либо как лишенного рассудка, даже и сейчас тяжелого психостеника и маньяка, либо же как человека, пережившего нечто неведомое и непонятное нам в сравнительно недавнем прошлом.
Но в том и в другом разе - так рассудила она - нельзя помочь делу ни ревностью, ни обидой, ни гневом, ни слезами. Да и разве он виноват, если с ним стряслось такое?
Правда, всем казалось чрезвычайно важным отделить зерно от плевел - правду от вымысла, установить, что же в этой необыкновенной истории было истиной и что фантазией. Но можно ли было этого достигнуть, если и сам он, по-видимому, не имел об этом никакого представления?
Придя тихонько домой, Мария Бенедиктовна, не будя мужа, прошла в столовую, в Светочкин заширменный закуточек, и долго шепотом, но горячо говорила с дочерью. Потом, услышав, что Андрей Андреевич зашевелился, они обе пришли к нему.
Андрей Андреевич проснулся и лежал тихо, смотря прямо перед собой, похудевший, желтовато-бледный, но очень спокойный. Мария Бенедиктовна внезапно опустилась на колени на коврик перед его кроватью. Он, помедлив, нерешительно положил руку ей на голову. Светочка уже сидела с глазами, полными слез. и распухшим носом: они пусть как хотят, но ей немыслимо было переживать такое без отчаянного рева...
Некоторое время, не считая ее всхлипов, длилось молчание.
- Не знаю я, Маруся! - поглаживая волосы жены, негромко проговорил наконец Коноплев. - Не скажу я тебе ничего, было все это со мной или нет... Я был там или... не я. Ничего я сам этого не знаю... И, откровенно скажу, боюсь допытываться у себя насчет этого. Очень уж как-то оно все... похоже на сумасшествие...
Так, если думать попросту, как привык думать всю жизнь. - не могло этого быть! Нет, не похоже на меня все, что... Что ты прочла в дневнике этом... Ты ведь знаешь меня, разве похоже? Ну. скажем, смелость... Никогда я ею не блистал. На дачах воров боялся; ты же надо мной... Пьяных я и сейчас... не люблю. Дай ты мне в руки пистолет, сомневаюсь, чтобы он у меня выстрелил...
Какой уж там путешественник в джунглях!..
Да, но с другой стороны. Смотри, вот тот шрам. Откуда он? С Арсенальной набережной или с острова? Я просил Бронзова определить; он говорит затрудняется. Между тем и другим слишком малый промежуток времени. А Ребиков описывает его по письму, которое не я же ему написал... И оттуда же оно, от этого... Светлова... И яблоки эти... Почему они ко мне попали? Ошибка? Случайность? Не знаю, может быть... Но что-то уж все случайность да случайность... Случайно два Коноплевых: оба "А" и оба финансовые работники... Случайно совпали его экспедиция и мое отсутствие... Вот что бы ты сказала, Мусенька?.. Не поехать ли тебе или мне в Москву, не попробовать ли там выяснить, что же тут случайно-то было? Хотя. пожалуй, нет: они так меня ненавидят все, что...
Мария Бенедиктовна слушала все это. как говорится, вполслуха. Случайность, не случайность?! Странный народ мужчины! Не все ли ей, женщине, равно, почему она теряет мужа: по случайности или по закону, если ей уж предназначено его потерять?
- Андрюша, родной мой! Все это мне все равно, только ты успокойся, сквозь слезы пробормотала она. - Ну, чувствуешь, что иначе нельзя, хорошо. И поезжай туда... к ним... Боже мой, что же иначе делать?!! А потом... А потом возвращайся... Твой дом твоим домом и останется...
Рука Коноплева задвигалась еще нежнее.
- Я вот что... Тебе и Светочке... Я уже ничего другого не могу! Я подожду, я не хочу торопиться... А может быть, все это бред? Так тогда третьего яблока-то не будет?! И лучше бы... если бы не было... Но если оно свалится, тогда что? Я что думаю? Я там, конечно, поклялся. Но я и тут дам клятву... Ты думаешь, я хочу этого? Я знаю: я там нужен. Но разве здесь-то, разве вам я так уж совсем не нужен?
- Папочка, милый!.. - взвыла Светочка.
- Ну в том-то и дело, что да! Вы помните, я все читаю, бывало, приключения разные, всякую чепуху... Все мне почему-то казалось, что как-то пресно вокруг меня все... Как-то скучно... жизнь моя сложилась... И вам со мной невесело... Казалось, в чужой дали... там, где-то... будет легче... Потому что тут... все кругом клокочет, а я один... почему-то, как щепка на стоячей воде...
А теперь? Нет, теперь мне отсюда совсем не хотелось бы. Но - что же делать? Будет нужно - я пойду... Даже если ошибка... Пойду и, когда станет можно, вернусь... Нет, не клятва это. Просто это я так думаю...
...В тот день и во все последующие дни Андрей Андреевич вдруг предстал перед всеми не только абсолютно нормальным, но, если так можно выразиться, сверхнормальным человеком. "Титаном ясной мысли", - с неуверенной иронией сказал Юрка Стрижевский.