— Боюсь, это сложно, — улыбка Альбины стала натянутой, а губы вдруг задрожали. Неожиданно для неё самой обида прорвалась горькими словами: — Мне прилюдно обвиняют… Что я не просто так ищу мужа.
Диана широко распахнула глаза, а потом захлопала ресницами — у неё в голове не складывалось два и два, и она силилась понять, но никак не могла.
— Простите, Альбина? — Позволила она себе выразить недоумение и вопросительно приподняла бровь.
В голосе Альбины задрожали слёзы:
— Мадам громко делится домыслами о том, почему я так стремилась к этому балу. Что, мол, я в тягости.
Диана замерла на мгновенье, прищурилась, вгляделась в лицо Альбины, бросила короткий взгляд на её живот и снова глянула в глаза. А потом усмехнулась и пробормотала:
— Что за глупость?
Как ни странно, эти слова бальзамом пролились на душевную рану, и Альбина сказала чуть спокойнее:
— Только как доказать, что это всё чушь и выдумки злобной женщины? Завидует она, что ли?
Диана обернулась и тихо выдохнула:
— Ах, Альбина!
Альбина тоже глянула назад. Там, чуть дальше, сидела всё на том же диванчике прямая, как палка, мадам Ромашканд и смотрела в сторону. Судя по выражению лица, она была недовольна больше обычного. Сомневаться не приходилось — она всё слышала.
— Нельзя так громко! — прошептала Диана, и теперь её глаза округлились уже от ужаса.
Но закончить разговор не получилось: зазвучали вступительные аккорды последней на этом балу мелодии, кавалеры поспешили пригласить девушек и увести в разные стороны, подчиняя рисунку танца.
…Руки замедлились, провязывая петлю за петлей, и Люба вздохнула. Ну что? Теперь, кажется, получше? Пожалуй. И хватит уже про бал. Что там дальше?
Бал закончился, прошли пара дней и...
Альбина вошла в кофейню «Тихая музыка», вдохнула сладкий запах сдобной выпечки и конфет и горький — крепкого кофе.
Сердце билось как после бега, во рту пересохло. Поспешно осмотрела столики. Очень хорошо — все пустуют. Выдохнула и ещё раз, уже неспешно, осмотрела помещение кофейни. Никого.
Только хозяин, неулыбчивый сухощавый мужчина, увидев посетительницу, замер у прилавка в той позе, которая говорила о его готовности услужить: чуть наклонившись вперед, будто устремляясь к клиенту, нетерпеливо перебирая пальцами по столешнице — подай Альбина знак, и он задвигается, закрутится, деловито нальет воду в турку, поставит её в горячий песок, захлопочет над пирожными или конфетами: "Чего изволите? Здесь или с собой? Бант подарочный или простая бечевка?"
Девушка кивнула хозяину заведения в знак приветствия и широко улыбнулась. Улыбнулась, потому что рада была снова очутиться здесь, в этом чудесном месте тихой музыки и волшебных ароматов, а вовсе не для того, чтобы вызвать улыбку у сурового мужчины. Это в принципе было невозможно.
Воспитанницы мадам Ромашканд, иногда заглядывавшие в эту кофейню после тяжелых учебных будней, не однажды становились свидетелями воспитательной беседы хозяина и продавщицы. Девушка приходила во второй половине дня, когда кофейня наполнялась посетителями, порхала между столиками, принимала и разносила заказы и не скупилась на улыбки. Клиентам это нравилось, а хозяину — нет. И он не раз тихо, но настойчиво выговаривал чересчур жизнерадостной своей помощнице, что улыбка — признак несерьезности, легкомысленного отношения к клиенту, и в его заведении недопустима несерьезность, и раз за разом запрещал улыбаться. Но девушка кивала и продолжала сиять улыбкой.
Диана утверждала, что хозяин ненавидит свою работницу, а Офелия — что эти прилюдные выговоры лишь хитрый ход, чтобы повысить продажи: когда владелец хмур, а продавщица приветлива, покупатели будут покупать больше у того, кто вызывает симпатию: кто-то у серьезного мужчины, кто-то — у веселой девушки. Альбина обычно молча улыбалась, так уж получалось, что в этом месте не хотелось спорить, здесь хотелось радоваться. Но её подруги по обучению были невыносимыми болтушками и всегда находили темы для разговоров или для споров. Например, о пианисте.
Он давно уже стал легендой, заставлявшей девушек придумывать всё новые и новые подробности к его такой же придуманной биографии. Название заведения — «Тихая музыка» — происходило, похоже, именно из-за этого музыканта, который всегда сидел за пианино и перебирал клавиши. Под его легкими пальцами, которые, казалось, просто скользят по клавишам, едва их касаясь, рождались мелодии, без пауз переходящие одна в другую, не останавливались ни на минуту.
И если вдруг и так негромкая музыка становился тише и, казалось, что вот-вот прервётся, все поворачивались к пианино, горя желанием увидеть, как пианист встанет или хотя бы повернется, чтобы выйти из-за инструмента поесть или отдохнуть. Но даже если он держал чашку с кофе в одной руке, то продолжал наигрывать другой, и все, проследив процесс поглощения кофе о первого глотка до последнего, но так и не увидев лица загадочного музыканта, разочарованно вздыхали, загадывая, что если сегодня не получилось, то уж в следующий раз — точно.
Впрочем, кроме хозяина и пианиста, было в кофейне ещё и самое главное — восхитительный кофе на любой вкус: и крепкий темный, и со взбитыми сливками, и с ягодными сиропами, и ещё бесконечный список вкусностей, которым, казалось, и конца-края не видно, и к каждому вкусу кофе посетителю предлагали столь же разнообразные сладости.
И теперь в этом чудном месте, где горький кофейный запах переплетался со сладким ароматом ванили, миндального марципана и сливочного крема, смешивался с нежными мелодиями и тайной пианиста, Альбина снова почувствовала себя волшебно. Она долго и с немалым вкусом выбирала кофе, пользуясь вопросами хозяина как подсказками: хочется сладкого или горького, нежного или резкого, какое настроение сейчас и какого хочется добиться. И наконец заказав, присела у столика в углу. Отсюда, она знала, хорошо видна входная дверь, да и в большое, до самого пола окно просматривается улица.
Пианист что-то тихо наигрывал в своем углу, и Альбина задумалась, предвкушая и вкусное угощение, и встречу.
На балу Виктор, всё так же обаятельно улыбаясь, смотрел ей в лицо и спрашивал о ней, её родителях, её планах. А ещё — где она будет проводить время, любит ли верховые прогулки, часто ли заглядывает в «Тихую музыку». Просто, как выяснилось, он танцевал с Дианой, и она выложила, что воспитанницы мадам Ромашканд любят эту кофейню.
Альбина кружилась в танце, улыбалась и старалась не смотреть на Виктора, боясь рассмеяться. Она легко представила, как Диана, всколыхнув ресницами воздух и уставившись на него круглыми глазами, говорила: «Ах, Виктор! Это наше любимое место! Там есть пианист, лица которого мы ни разу не видели и считаем, что это незнатный, но довольно талантливый музыкант, который влюбился в девушку из высшего света, посватался к ней, но был отвергнут, и его сердце оказалось разбито. И с тех пор он не встаёт из-за пианино, изливая свое горе. Владелец кофейни из жалости позволяет ему жить тут же, рядом с инструментом».
— Я тоже люблю там бывать, — говорил Виктор, продолжая смущать её пристальным взглядом. — Вы туда заходите по вторникам? В первой половине дня?
Альбина кивала и снова прятала глаза. Теперь уже от тайного сговора, который как будто был и которого как будто не было. Она надеялась, что поняла намек правильно: он бывает в «Тихой музыке» по вторникам с утра и будет рад встретить её там.
Сегодня как раз был вторник, и Альбина с матушкой вышли за покупками.
Фекла Фроловна была прекрасной хозяйкой. И когда дело касалось домашнего хозяйства, она из мягкого и нерешительного человека превращалась в заядлую торговку. Полчаса ради одной копейки? Конечно! И это не ради денег, ой, я вас умоляю! Это же интересно, да ещё можно поговорить о своей непростой судьбе или об испортившейся погоде, или о котятах, которых привела вчера соседская кошка.