У Альбина едва не вырвалось, что если так, то небо на землю не упадет. Она устала и была бы рада уже где-то остановиться, поучаствовать во всеобщем веселье. Например, с удовольствием поразгадывала бы романсы. Да и в комнате живых картин тоже не отказалась побыть. Хотя бы как зритель! В крайнем случае просто посидела бы рядом с мамой...
Фёкла Фроловна, стесняясь своей провинциальности, нашла самую, на её взгляд, безлюдную комнату и присела там на краешек дивана испуганным воробьём, готовым спорхнуть, едва появится кто-то, кому помешает серенькая птичка. И эта настороженная поза, неуверенность во взгляде, суетливость пальцев на батистовом платочке больно кололи всякий раз, когда Альбина под ручку с Дианой проходили мимо.
Альбине хотелось обнять мать за плечи, улыбнуться и сказать что-то ободряющее, что-то, что сотрет это испуганное выражение с её лица. Но каждый раз Фёкла Фроловна хоть и улыбалась жалкой своей улыбкой, но одобрительно кивала и махала ручкой, мол, идите-идите, детки дорогие. И конечно, скорбных гримас дочери, намекавших, что неплохо бы пригласить её присесть рядом, расспросить о том, о сем, матушка не замечала. А может, просто не знала, как помочь – вот оторвешь от подруги, а дальше что? Сама-то водить по комнатам с играми она не будет, а что ещё делать — не знает.
В последний раз, когда Альбина и Диана проходили мимо, Фёкла Фроловна была уже в компании. Она беседовала, а, вернее, слушала старушку в старинном платье и с такой же старинной прической, которая, сильно щурясь, рассказывала что-то неспешное и явно увлекательное. Фёкла Фроловна дочь не заметила и, по-детски приоткрыв рот, слушала историю собеседницы. Глупо, конечно, но Альбина почувствовала себя одинокой и чуть-чуть брошенной.
Диана всё ахала и говорила. Говорила и ахала. У Альбины от этого улыбка сделалась хрупкой, словно стеклянной, и лицо казалось маской, такой же хрупкой, такой же непрочной, и было страшно перестать улыбаться, чтобы маска не треснула, чтобы не прорвались усталость и раздражение.
Почему Диана вцепилась именно в Альбину, было непонятно. Им встречались другие девушки: и знакомые, и малознакомые, и вовсе не знакомые. И с ними Диана была любезна и опять-таки общительна. Но от Альбининой руки так ни разу не оторвалась.
Альбина пыталась отвлечься от формы и ловить лишь суть болтовни. Но то, что узнавала, в приличном обществе не принято говорить вслух, и только Диана с её жаждой внимания готова была болтать, не смущаясь и не краснея. Альбина холодела, представляя, в каких выражениях будет подана её история и слова мадам Ромашканд на первом балу в её, Альбинин, адрес. Оставалось надеяться, что если с подачи Дианы о ней и станут болтать, то исключительно как о жертве, да только надежды было мало. В общем, найти хорошее получалось плохо.
Тогда Альбина попробовал присматриваться к гостям, ведь во всех эти вышагиваниях через комнаты, она так и не увидела Виктора. Слабая, конечно, надежда, но... вдруг пропустила? А когда Диана то и дело стала смолкать, будто с натугой выискивая, о чём ещё поведать, Альбина заподозрила, что причина их затянувшегося променада не в том, что приятельница не может выбрать игру, а тоже кого-то высматривает или ждёт.
А это интересно… Неужели она нашла жениха и ждет его, чтобы гордо предъявить Альбине? С чего бы такая честь? И почему именно ей?
— Ах, Альбина! Вот и он, — тихо выдохнула Диана и сжала руку на локте приятельницы.
— Кто?
Приятно почувствовать себя правой! Альбина искренне улыбнулась.
Но проследив взгляд Дианы, выдохнула и попыталась удержать свою стеклянную маску — улыбка потухла, желудок сжался, во рту стало кисло: к ним неторопливо шел тот самый молодой человек с тяжелым взглядом, тот, с которым Альбина уже не раз встречалась, и ни одну из этих встреч она не могла бы назвать приятной.
А вот Диана, наоборот, обрадовалась — двинула плечами, будто собиралась танцевать, кокетливо взмахнула платочком, и взмах этот нельзя было не заметить, потому как был он способом привлечь внимание без нарушения правил хорошего тона и ничем иным.
Альбине захотелось снова сбежать от этих дурацких взглядов, многозначительного, но все равно глупого молчания, от неловкости за Диану. Получилось же однажды, в кафе? Но Диана, будто ожидая побега, крепче вцепилась в руку Альбины.
— Ах, Альбина, он всегда та-ак на вас смотрит! — едва различимо проговорила Диана, приподняв веер, чтобы скрыть губы. — Ну разве это не чудо!
— Это не чудо. Это чудовище. Да кто он такой?! — тихо взвыла Альбина.
— Ах, Альбина! Бросьте, — с упреком прошипела Диана и наклонила голову, приветствуя подошедшего Ольгерда. И поздоровалась уже громко: — Здравствуйте, месье Фернон!
Сделав последние два шага к девушкам, мужчина мазнул взглядом по Альбине, будто плетью ожог и, дернув подбородком так, что смотреть сверху вниз стало неудобно, медленно, будто нехотя, проговорил:
— Приветствую вас, барышни.
— Ах, как мы рады вас видеть! Мы вас так ждали! — сияла улыбкой Диана.
Вот Альбине улыбаться совсем даже не хотелось.
Диана то ли уже не боялась потерять подругу, то ли отвлеклась ли на попытку очаровать Фернона, но её захват ослабел, и Альбина воспользовалась мгновеньем и вытащила руку из надоевшего захвата, встряхнула кистью и посмотрела на Диану так, словно хотела сказать гадость. Впрочем, не словно. Именно что хотела — никакого Ольгерда Фернона она не ждала и видеть вовсе не желала!
Диана жеманно обернулась к Альбине, уловила злой взгляд и рассмеялась. И смех этот нарочитый, слишком громкий и неестественный, был адресован вовсе не строптивой приятельнице, нет. Предназначался он Ольгерду. Альбина понимала, что таким смехом привлекают мужчин, кокетничают, показывают заинтересованность, и от этого понимания стало неловко, захотелось сбежать и спрятаться. Особенно после того, как месье приподнял бровь, и лицо его, до этого просто надменное, приобрело ещё и выражение усталости, а губы презрительно скривились:
— Лестно знать, что меня тут ждали.
Диана будто не уловила проскользнувшей насмешки и снова рассмеялась. У Альбины зазвенело в ухе. Может, только ей не нравится, как он кривится, раздражают его высокомерие и неприязнь, а так-то всё это можно простить, раз он завидный жених? Вот только ей этот человек все равно не нравится. Диана, если его ждала, то о себе бы и говорила.
Ольгерд с той же кривой усмешкой приложился к ручке Дианы, затем к Альбининой. И если Диана удостоена была мимолетного взгляда, то Альбине подарили долгий, какой-то слишком долгий, неприлично долгий и тяжелый, от которого охолодели ладони, а саму ручку, удостоенную высокой чести находится в руке Ольгерда, не выпустили. И что бы это ни значило, Альбина сочла за лучшее проигнорировать сию честь, и отступила, позволяя Диане оказаться между собой и этим человеком.
Фернон, казалось, не заметил маневра и взгляда не отвел. Но вот Диана вовсе не желала терять первые роли: она бесцеремонно подхватила Ольгерда под руку, защебетала, сделала шаг вперёд, вынуждая спутника отступить, повернуться в другую сторону, идти следом за ней. И прекратить игру в гляделки.
Альбина тихонько выдохнула и мысленно поблагодарила Диану за такой ловкий ход. Хотя сама она, конечно, Альбине спасибо не скажет, потому что такие долгие и пристальные взгляды мужчин Диана могла одобрить только в одном-единственном случае – когда они были направлены на неё, и только на неё. Ну ничего, с этим Альбина как-нибудь справится.
— А где же Виктор?
Знакомое имя вырывало её из не самых приятных размышлений, и Альбин прислушалась.
— Откуда мне знать? Я ему не сторож, – последовало насмешливое.
Кажется, это был не самый вежливый ответ. Даже немного хамский. Но Диана продолжала болтать, улыбаться и кокетничать, будто такое поведение мужчины в порядке вещей. Альбина шла чуть позади и с удивлением прислушивалась к беседе.
— Где вы сегодня будете, Ольгерд? Там, где карты? Или там, где фанты? – щебетала Диана.