Молодежь, что представляла одну за другой картины и разыгрывала короткие сценки, оживляя их, оказалась удивительно весела и чудо как находчива. Предоставленные в их распоряжение отрезы тканей, домашняя утварь и предметы интерьера использовались с такой выдумкой, что зрители начинали смеяться, едва завидев персонажей, которые выходили на возвышение, похожее на сцену, чтобы занять свои места.
Один молодой человек надел вместо шляпки абажур, изображая купчиху из нашумевшего спектакля прошлого театрального сезона, и две дамы средних лет, коим смеяться, как девушкам, было неприлично, поспешно удалились из комнаты, давясь и икая. Их уход не остался незамеченным и стал еще одним поводом для веселья.
Заразившись этой атмосферой, Альбина уже было решилась принять участие в одной из следующих картин, как кто-то тронул её за руку. Обернувшись, увидела Диану. Та была то ли испугана, то ли встревожена — побледневшее лицо, широко распахнутые глаза, и у Альбины сердце оборвалось, задергалось где-то в желудке, а ноги сами поспешили за приятельницей в коридор.
— Ах, Альбина! — едва не захлебываясь, воскликнула Диана. — Про вас все говорят, ну просто все!
— Что говорят? Кто все?
Облегчение перемешалось с досадой: волновалась она напрасно, если Диану интересовали слухи. А вот покидать комнату, где снова слышался смех, было даже обидно. И Альбина, давя это чувство, возвращала сердце на положенное ему место и прислушивалась к тому, что говорила Диана. А она, глотая слова и возбужденно жестикулируя, что вовсе выбивалось из образа воспитанной девушки, рассказывала, как её отец, его знакомые и вообще все («Ах, Альбина! Ну все, просто все же!») обсуждают, как молоденькую девушку известный неудачник Перни обвинил в карточных махинациях и как вмешался придворный маг, и что девушка эта — знакомая Дианы, и не просто знакомая, лучшая подруга — Альбина!
Альбина слушала со все нарастающим недоумением, а на словах "лучшая подруга" и вовсе не удержала бровь на месте. Она бы отмахнулась от высокой чести стать центром обсуждения, и от той, другой — считаться лучшей подругой Дианы. Она даже, не моргнув глазом, солгала бы, что слухи шли не о ней вовсе, и она знать не знает, что там происходило за карточными столами. Солгала, и совесть бы её не мучила. Потому как что такое муки совести против мук попавшегося на язык Диане? И Альбина даже приготовилась соврать, и уже рот открыла, чтобы отрицать любую причастность к происшествию, но…
Но рядом с Дианой появился Ольгерд Фернон, — откуда только взялся? — и смотрел на Альбину исподлобья и, криво улыбаясь, процедил, будто выплюнул:
— Я был поражен шумом, который вы там наделали.
Всё в его фигуре, и сложенные на груди руки, и чуть отставленная левая нога в мягком черном сапоге, и слегка отведенные назад плечи, говорили о том, что Ольгерд бросает вызов, что готов посмеяться над любым её словом, будь то ложь о её неучастии или попытка как угодно оправдаться. И, поняв это, Альбина замкнулась.
Диана что-то спрашивала, теребя «лучшую подругу» за рукав, округляла глаза, хлопала ресницами, всплёскивала руками, ахала и требовала ответить. Альбина же выдавливала только короткое «да» или «нет» и старалась не смотреть в сторону молодого человека. Наконец любопытство приятельницы истощилось, разбившись о неразговорчивость подруги, и она, разочарованно поджав губы, выдохнула:
— Ну вы и скучная, Альбина… — И обернулась к Фернону: — Попомните моё слово, Ольгерд, это событие совершенно точно повлияет на итог сегодняшнего вечера!
Альбина не задала ни одного вопроса — Диана уже решительно удалялась по красной ковровой дорожке, держа молодого человека под руку. Опять было похоже, что она спешит, а спутник, идущий следом спокойно и уверенно, сдерживает её порыв знать все и раньше всех. Хотя спросить хотелось о том, почему повлияет и что за итог такой. А главное, как рядом с Дианой оказался Ольгерд, и ещё — для какой цели. Чего добивался? Чего хотел? Неужели тоже посплетничать?
Её передернуло, когда она представила, какими будут сплетни Фернона.
Общество к сплетням в устах женщин относились как к легкой, вроде летнего дождика, вещи: покапает, а через пять минут и следа нет. Все же дамы существа легкомысленные, «девки — дуры», как выразился проигравший Перни, и болтовня их обычное и совершенно невинное занятие. А вот мужчина-сплетник… Это дурной тон. Потому что мужчины сплетни не разносят, что вы! Они разумные, рассудительные существа, они могут обмениваться мнениями, высказывать суждения, делать заключения. И вот это куда весомее и, главное, куда опаснее. Потому что мнение, суждение, а самое печальное — заключение иногда высказываются таким непререкаемым тоном, что его принимают за факт, не требующий доказательств.
Фернон, влекомый Дианой, обернулся. Альбина разглядела его колючий взгляд, а в нем — насмешку и вопрос. Насмешку ли? Вопрос? А, впрочем... Может, ей все только показалось в неярком освещении коридора?
Альбина проводила взглядом парочку, пока та не скрылась в одной из комнат. Постояла ещё минутку: за закрытыми дверями ближайшего к ней зала смеялись и громко разговаривали, но возвращаться туда, в шум и веселье, уже не хотелось — голова была занята догадками и вопросами. Был ли Фернон в зале карточных игр? Видел ли он что-то или просто сделал вид, будто видел? О каком итоге говорила Диана? Нужно ли ждать окончания вечера? Или стоит ли ждать?
Вспомнилась матушка, расцветшая в компании новых знакомых. Альбина покусала нижнюю губу — в голову закралась трусоватая мысль уехать самой, оставив матушку тут. Ни сил, ни желания развлекаться она в себе уже не чувствовала, быть предметом сплетен не хотела, а приятных встреч от сегодняшнего вечера, пожалуй, уже не дождешься. Но бегать от неприятностей, которые, возможно, вовсе и не неприятности? Нет, увольте, она не станет. Она подождет где-нибудь в тихом месте.
Вздохнула и оглянулась по сторонам, припоминая. Да, пожалуй, было такое рядом с комнатой, где сидела матушка и её приятельницы — небольшой холл, напоминавший библиотеку пустотой, тишиной и хрупкими этажерками со случайным набором книг и журналов. Чем не уютный уголок, чтобы посидеть в одиночестве?..
Заглянув туда, Альбина никого не нашла, взяла первую попавшуюся книгу, присела на диван и задумалась. Что знает Фернон? Он ли был там, в зале карточных игр? И если он, как это может повредить ей, Альбине? Если Ольгерду так неприятна она или кто-то ещё, почему продолжает общаться? И что это значит? Он очень неприятный человек, и никаких сомнений, что и ему все неприятны. Почему же Диана держится за него? Неужели он ей нравится? Или настолько честолюбива, что хочет добиться невозможного — вызвать симпатию Ольгерда? Странно, хотя вполне в её духе. А ещё — почему не приехал Виктор и стоит ли по этому поводу волноваться?
Пальцы Альбины дергали и выкручивали тонкую ткань закладки. Обрывки ниток один за другим ложились на страницы раскрытой книги, но она не замечала этого. Как и не обратила внимания на то, присаживался ли кто-то рядом или, может, проходил мимо. Наверное, она и звук гонга пропустила бы, не заметила оживившихся гостей, если бы её не потрогали за плечо.
Альбина подняла голову — перед ней стояла матушка и улыбалась. Дочь приподнялась, а с колен упала на пол книга. Пришлось наклоняться и подбирать.
— Алечка, пойдём. Мне рассказали, что сейчас будет! — Матушка волновалась и, как это всегда бывало в такие моменты, суетилась. — Пойдем, пойдём!
— А что будет? — Альбина, не глядя, сунула книгу на ближайшую полку.
Матушка повернулась туда, сюда, будто высматривала кого-то, всплеснула руками, потянула Альбину, отпустила, опять оглянулась и снова схватила за руку.
— Нам приносили бумажки, и мы писали, что сегодня больше всего запомнилось. Я увидела, как одна... дама, — матушка смутилась, — вписала имя мага и твоё и так обрадовалась! И тоже написала тебя! Пусть все на тебя посмотрят. Ты такая у меня умница, ты любому понравишься!