Итоги, значит... Альбина постаралась не прикусывать губу. Вот так итоги будут!.. Но не стоит думать о плохом, вдруг да ошибка?
Матушка спешила за другими гостями, придерживая на сгибе локтя руку дочери, и улыбалась. В большой гостиной, знакомой Альбине по живым картинам, куда принесла их реденькая река гостей, было душно. Люди стояли и сидели, переговаривались, смеялись и шутили. На возвышении что-то говорил важный слуга — уже знакомый Альбине распорядитель. Но им, стоявшим в последних рядах, старика было почти неслышно. Гости, кто находился ближе к возвышению, время от времени хлопали, когда стоящий рядом со слугой хозяин дома с широкой улыбкой передавал маленькие сувениры, сопровождая поздравлениями. А что за сувениры и почему, не понять.
И вот хозяин сделал шаг вперед и громко, так, что стало наконец слышно всем, произнёс, приподнимая над головой пучок мятых бумажек:
— И, по всеобщему мнению, героями сегодняшнего вечера стали месье Альберт Бономме и его спутница, мадмуазель Альбина Реисит!
Гости зашумели, зааплодировали, стали оглядываться, ища «героев сегодняшнего вечера». Альбина тоже стала оглядываться, надеясь увидеть господина Альберта. Понимание, что она тоже стала героиней, и матушкины пальцы, жестко вцепившиеся ей в запястье, случились одновременно, и девушка застыла. Господин Бономме и она? Герои?
Альбина отмерла, оглянулась. Гости приветливо улыбались ей, расступаясь. Матушка прикрыла рот дрожащими пальцами, в глазах её стояли слёзы. Свободной рукой она подтолкнула дочь, мол, иди-иди. От растерянности девушка забыла, как дышать, как ходить, как улыбаться, стояла и только переводила взгляд с одного лица на другое.
Хозяин дома, переговорив о чем-то со слугой, вновь повернулся к гостям.
— Не вижу господина Бономме. Неужели он покинул сегодняшний вечер? Жаль, жаль. Но приз будет дожидаться своего владельца! — И прибавил с милой, совершенно неподходящей ему улыбкой: — Не вручать же шампанское юной девушке.
Публика поддержала его возгласами и смешками, а Альбина облегченно выдохнула, расслабилась и отступила назад, к матушке, всё такой же умиленной и растроганной.
— Теперь, кажется, мы уже можем покинуть этот гостеприимный дом? — пробормотала сквозь улыбку девушка.
Хотелось не просто уйти, а позорно сбежать — она оказалась не готова к такому вниманию. Фекла Фроловна кивнула, и из глаза её выкатилась слеза.
— Идем, доченька. Конечно, идем! Как же хорошо, как замечательно! — нервные пальцы матери то сжимались на её запястье, то отпускали его.
Почему хорошо и что замечательно? Вот Альбина, наоборот, предчувствовала неприятность. Спросить бы, да не до того — они шли к выходу, и матушка сосредоточенно искала слугу, чтобы послать за наемным экипажем.
— Мама, я скоро вернусь. — В холле, у самой двери Альбина вымученно улыбнулась, кивнула в сторону дамских комнат и свернула в узенький коридор.
Она поспешно закрыла за собой дверь, привалилась к ней спиной. Пару мгновений постояла так, переводя дыхание, потом подошла к зеркалу. На неё смотрела девица с пылающими щеками и перепуганным взглядом.
Не испугаешься тут… Как же. И без Дианы все уже знают о скандале, который разрешил королевский маг. И все это уже обсудили… И на бумажках написали. И даже собственная матушка приняла в этом участие. Альбина схватилась за голову. Вот так слава, вот так «герой сегодняшнего вечера»!
Альбина ещё раз взглянула в зеркало. Провела дрожащим пальцем по лицу. Взяла из стопки возле умывальника чистое полотенце, намочила в душистой воде и приложила ко лбу. К щекам. Протерла шею. Уткнулась в прохладную ароматную влагу лицом. Стыдно-то как!
Снова взглянула в зеркало. Надо взять себя в руки. Ну вот почему она так испугалась? Почему? Просто немного славы. Совсем чуть-чуть. Это даже хорошо. Кто-то к этому стремится нарочно, выделывает всякие штуки, вычурно одевается или надевает на себя броские украшения, а ей даром досталось, само, случайно. И этому можно порадоваться. И даже нужно.
Альбина похлопала себя по щекам, вдохнула, выдохнула.
Всё это чепуха. Мелкая неприятность, не более. И это не помешает ей радоваться, и она будет счастливой. Ну вот и хорошо. Вот и взгляд уже не такой загнанный, и пора идти. Матушка, наверное, заждалась. Альбина решительно вышла из туалетной комнаты. Что ж, если получить удовольствие ей сложновато, всё же неожиданно, да и непривычно оказаться в центре внимания, то хотя бы выгоду извлечь из этого случая — вполне. Теперь её увидели множество людей, и кто-то, возможно, даже заметил. И это хорошо для их с матушкой планов.
Стоило только выйти из дамской комнаты, откуда-то сбоку раздался голос:
— Что, мадмуазель Альбина, ищите жениха побогаче? Вы на правильном пути — среди стариков таких, конечно, больше.
Сердце запрыгало испуганным зайцем, и девушка резко повернулась. Ольгерд Фернон. Его снисходительный взгляд, кривящаяся улыбочка. Отчего кажется, будто во рту пузырятся гадости, пытаются сорваться с языка? И это только подчеркивается неподвижной вздернутой бровью, смоляной, такой четкой и яркой на белой коже лба, будто нарисованной.
— Среди стариков? — Альбины не поняла ничего. Какие старики? О чем он?
Тонкие губы дернулись ещё раз.
— Зачем ещё девушке, едва вышедшей в свет, тереться среди картежников? Только если она ищет богача преклонных лет.
Из уст Фернона это прозвучало так, будто она не просто "тёрлась" среди картежников, а уже уединялась с парочкой вдовцов. А Альбина только представила, что тот склочный круглый мужчина, что обвинял её в магических штучках, держит её за руку и тянется к ней губами, и передёрнулась. Бр-р-р!
Её захлестнула злость. И злость толкнула сказать: "А вы можете предложить мне что-то другое?", но из глубины коридора послышалось:
— Мадмуазель Альбина, прошу меня простить!
Девушка повернулась посмотреть, кому же ещё она понадобилась. К ней спешил господин Бономме с той самой бутылкой шампанского в руке. Он смущенно улыбался. Альбина сделала ему навстречу пару шагов, пользуясь возможностью оборвать неприятный разговор с неприятным человеком. Бросила взглядом в сторону Ольгерда, но того уже не было: он исчез, растворился в доме.
— Простите меня, прошу! — Господин Бономме перевел сбившееся дыхание, останавливаясь напротив. — Я отвлекся, а тут вот...
Бутылка в его руке чуть приподнялась. Альбина снова обернулась — посмотреть нет ли ещё кого в коридоре и, выдохнув, решилась:
— Господин Бономме, могу я просить вас оставить этот приз себе?
— Почему? — Улыбка Альберта поблекла, а взгляд стал внимательным.
Альбина отвела глаза и прикусила губу. Но раз начала, то надо продолжать, верно? И понизив голос так, что слова были еле-еле слышны, сказала:
— Видите ли, господин Бономме, я не переношу алкоголь. И если вы великодушно избавите меня от этакого угощенья, — она подбородком указала на бутылку в его руке, — то здорово меня выручите.
Господин Бономме молчал и выглядел удивлённым. Даже его галстук-бабочка, казалось, излучал недоумение. Альбина хмыкнула и пояснила:
— Так доктор сказал, когда пытался меня лечить от кашля или лихорадки настойками на спирту, а я от них громко орала. — Альбина опять от неловкости покусала губу и отвела глаза. — Песни орала. Я маленькая была, и песни детские были.
— Вот как... — Протянул господин Бономме и растеряно посмотрел на бутылку. — Ну что ж...
Альбина глянула на господина Альберта. Он хоть и был немного удивлен, но не рассердился и не обиделся. Ну хоть кто-то тут нормально реагирует на обычные слова. Вот только... Не использует ли он эти сведения против неё? Всмотрелась в лицо господина Бономме. Старше того же Фернона больше, чем на пять лет, но кажется немолодым. Наверное, из-за своей солидности, какая бывает у отцов семейств, людей ответственных и серьезных. Можно ли такому доверять свой секрет? Ну да что об этом уже сожалеть? И Альбина улыбнулась: