— Благодарю вас. Вы сегодня уже выручили меня, — господин Бономме вежливо склонил голову. — И я прошу выручить меня ещё раз — не рассказывать никому об этом моем маленьком секрете.
Он кивнул. На губах его играла легкая улыбка понимания. И, наверное, соучастия. Альбина понадеялась, что все люди все-таки разные и не стоит судить обо всех по Диане или Фернону.
— Вас проводить? — Уточнил мужчина.
— Если вас это не затруднит. — Альбина приняла руку и оперлась на неё.
Идти недалеко, но Ольгерд точно не посмеет к ней подойти, пока она не одна.
Глава 20. Здесь
Глава 20. Здесь
Доктор Любе не понравился – невысокий, широкий, с узкими равнодушными губами. Он заскочил в приёмную и, наставляя палец на каждого, быстро выспросил жалобы у хозяев питомцев.
— У нас прививка на восемь тридцать! – с пионерской готовностью привстала женщина с девочкой и собакой.
Парень, сидевший в самом углу, в ответ на тыкнувший в него палец молча приподнял переноску. За решетчатой дверкой угадывалась мордочка котёнка с глазами, полными гноя. Перепуганная молоденькая девушка в съезжающих очках вытащила из сумки не менее перепуганного кота-подростка, когда палец переместился на неё:
— Он стул уронил себе на хвостик!
У доктора весёлой трелью запел телефон, и он со словами: «Ну-ка, ну-ка, что тут с вашим хвостиком…» принял звонок, одновременно прощупывая шикарное опахало, нежно именуемое «хвостик».
Как бы ни был доктор неприятен внешне, каким бы холодным ни был его взгляд, но, если он называет хвост «хвостиком», то, кажется, ему можно доверять. Люба немного расслабилась. И уже не важно, что лицо доктора в оспинах, что он неулыбчивый и говорит строго, но он так внимательно прощупал пятую конечность коту сверху вниз и снизу вверх дважды, будто кот был важнее собеседника, булькающего в телефонной трубке.
Когда он закончил разговор, отправил испуганную девочку с котом домой с наставлениями следить за ушибленным хвостом, отказавшись от денег, и перевёл вопросительный взгляд на Любу, она уже немного освоилась и смогла просто рассказать о своей беде.
— Писается, — качнула она подбородком на Тефика, сидящего у её ног, и от неловкости пожала плечами.
— Мочу собирали? – мужчина хмуро глянул на пса.
— Да, вчера приносила на анализ, — Люба кивнула, почувствовав, себя увереннее — и собрала, и сдала, и доктору уже есть с чем работать.
Этот трудный квест по сбору мочи она проходила вчера утром и всё же победила в нем. Пёс не слишком понимал, чего от него хотят, испуганно шарахался от обрезанной пластиковой бутылки, то и дело подползавшей к нему под хвост, и настойчиво просился на улицу. Сдался лишь когда, выхлебав ещё одну полную миску воды, не смог больше терпеть.
— Хорошо, — удовлетворённо кивнул врач. Ещё раз осмотрел всех и распорядился, продолжая пальцем регулировать очередь: — Сейчас прививка, потом с собачкой, — наставил палец на Любу, — а потом будем глазками вашими заниматься, — и указал на парня с переноской.
У Любы выступили слёзы: котёнок был таким маленьким и жалким, и у него всё было маленьким – и лапки, и ушки, и да, глазки тоже. Не глаза, глазки, ну надо же! И это совсем растопило её сердце.
— Так, анализы… — бросил он взгляд на Любу, когда пришла её очередь, и она, подхватив Тефика под живот, прошла в кабинет.
Люба присела на стул и гладила мелко дрожащего пса, пока доктор шуршал бумажками.
— Вы рассказывайте, рассказывайте, — поощрил он посетительницу, выискивая анализ.
И Любу вдруг прорвало – она даже всплакнула, описывая, как Тефику плохо, что он не может сдержаться, а ещё — что много пьёт, что часто лежит и только смотрит на неё жалкими такими глазами.
И лишь одного не сказала – что именно она видела в этих глазах, и чего видеть не хотела: обречённость, готовность животного сдаться.
— То есть нет такого, чтобы быстро уставал, язычок синел? – уточнил доктор, вчитываясь в найденную наконец бумажку.
— А? – будто очнулась Люба, задумалась на секунду и покачала головой. – Нет, нет такого.
Доктор вытянул вперёд губы и уставился на собаку. И, выдохнув, сказал:
— Пока я вижу проблему с почками. — Доктор постучал по бумаге на столе. — Давайте сделаем так: сейчас берём кровь на анализ, ставим внутривенный катетер, делаем капельницу. Завтра зайдёте за результатами и расписанным лечением.
— Почки? – голос у Любы сел, и слова получались слабыми, какими-то беспомощными.
Доктор развел руками, вздохнул и наклонился, забирая Тефика. А потом, глянул на Любу, чуть улыбнулся, будто хотел поддержать, сказал:
— Подождите в коридорчике.
И она вышла, чтобы ходить взад и вперед, сжимая и разжимая кулаки. Она уже и забыла, как это — нервничать под дверью, пока твоему ребенку или собаке делают укол или ставят капельницу, а ты придумываешь всякие ужасы и унимаешь бешено стучащее сердце, велишь себе успокоить или не паниковать раньше времени, уговаривать себя, что надо потерпеть, пока там, за белой дверь скулит от боли и страха маленькое беспомощное существо.
Дома Люба опустила Тефика на коврик у своей двери, и лапка с катетером, перевязанная ярко-синим бинтом, похожим на изоленту, мелькнула, будто подсвеченная фонариком. Пёс после капельницы ожил и не стал укладываться, а завилял хвостом и подпрыгнул, чтобы лизнуть хозяйку в щеку. Как и раньше, но она на всякий случай всё же натянула на него детский памперс, купленный в ближайшей аптеке по пути домой, а на кухне наполнила миску чистой водой.
Вздохнула, глядя на пса, неловко бегавшего за ней в белых "трусах", и ушла на работу.
В бухгалтерии мысли то и дело возвращались к собаке, руки застывали над клавиатурой, а экран гас из-за её задумчивости, в душе что-то больно дергалось и то и дело вспоминалось то ли огорченное, то ли виноватое тонкогубое лицо ветеринара и его слова, сказанные на прощанье:
— Вылечить – нет, не получится. Но мы можем облегчить состояние, уменьшить страдания вашего пса.
Люба сглатывала близкие слёзы, и в пальцах снова рождалась дрожь нетерпения – хотелось поскорее взять в руки спицы, окунуться в мир «шальной магии», где всё прекрасно и нет места плохому, спрятаться и радоваться, радоваться, радоваться.
Глава 21. Там
Глава 21. Там
Альбина, направляясь на верховую прогулку, рассчитывала встретить Виктора. Когда они виделись в последний раз, а было это в салоне мадам Эркиль, он обмолвился, что на верховую прогулку в среду выезжает в любую погоду, будь то дождь или снегопад, град или ураганный ветер. И чуть приподнял бровь, когда его взгляд коснулся Альбины. Все, кто был рядом, заулыбались, а Альбина даже рассмеялась и сказала, что в дождь выезжать не стала бы, а в ураган — особенно. Виктор довольно блеснул ямочкой на щеке и ответил, что девушки существа более хрупкие, и им в плохую погоду полагается беречь себя и пить горячий какао в гостиных у камина.
От его слов, а особенно от улыбки, у Альбины стало горячо внутри, и что-то мягкое больно и сладко одновременно зашевелилось в груди. Она слегка прикрыла глаза, пытаясь справиться с собой. Стоило наконец признаться себе, что в обществе Виктора не просто приятно и легко. Всё серьезнее — он ей нравится. Он такой милый, такой деликатный, симпатичный. И эта его улыбка... И ещё, то что заставило замирать от восторга, — они удивительно легко понимают друг друга. Вот и в той беседе он намекнул, а она без труда его поняла. Да они почти мысли друг друга читают! Это так славно...
И накануне, во вторник, Альбина поинтересовалась у матушки, что та думает о прогулке в Вышечках.
Фёкла Фроловна в последнее время изменилась. Не то, чтобы расцвела, все же годы не те, но ожила, словно политый цветок, который долго был без воды. Дочь теперь редко видела в глазах матери панику и тихо радовалась, что у той появились интересы, помимо кухни и хозяйства.