Например, Фёкла Фроловна обсуждала с дочерью платья для дам солидного возраста, чего раньше не было, и всё больше склонялась к мысли, что, пожалуй, ей нужно новое утреннее платье. Она рассуждала, какой фасон ей пойдет больше, вспоминала советы своих приятельниц и особенно — кто во что был одет на каком приеме, и как каждая из них выглядела в своем наряде. Украшения тоже стали темой их обычных бесед за чаем — что уместно носить после пятидесяти, а что нет, и будет ли гармонировать новая брошь с тем или иным платьем. Даже посуда теперь рассматривалась не просто как емкость для еды, но и с точки зрения эстетики — красивы ли тарелки, хорошо ли сочетаются со скатертью и не стоит ли поменять последнюю.
Нельзя сказать, то эти изменения были очень уж существенны. Но они были, и Альбина теперь сомневалась, согласится ли мама на прогулку в Вышечки, если там не будет знакомых дам. Может, у неё другие планы или нет настроения? Или, пока не готово утреннее платье, испугается и откажется ехать в старом?
Но Фёкла Фроловна, которая раньше соглашалась на подобные предложения дочери с тщательно спрятанной мукой – уж очень она неловко и неуютно чувствовала себя в таких местах, — теперь закивала обрадованно.
— Алечка, ну конечно! Это хорошее место, и там приятно. — Потом смутилась и добавила чуть тише: — И там много достойных молодых людей.
Альбина едва не рассмеялась в голос, обняла матушку и поцеловала в теплую щеку.
— Мама, я о другом, — сказала, улыбаясь. — Не будет ли вам скучно сидеть и ждать меня?
— Ну что ты такое говоришь, Алечка? — искренне возмутилась Фёкла Фроловна и нахмурила брови. — Да и зачем мне скучать? Если не с кем будет поговорить, я займусь кружевом. Ты вот не знаешь, а мои знакомые дамы считают, что плетение кружев нынче в моде.
— Мама, ты у меня чудо! — Альбина снова обняла матушку, сжала её крепко-крепко и опять чмокнула в щеку.
И быстро ушла в другую комнату, пряча мокрые ресницы. Она никогда не бросит маму, и когда будет выбирать себе мужа, обязательно посмотрит, как он относится к матери, и к своей, и к её. Кружева… Подумать только! Да она над этим рукоделием уже полгода корпит – там такое мелкое плетение на шпильке, что и пять лет не очень большой срок. А дамы тут, оказывается, не все, как мадам Ромашканд. Альбина улыбнулась — почему-то это так её растрогало…
…Люба вздохнула. Улыбнулась. В душе мешались жалость и нежность — только в юности думаешь, что есть люди хорошие и плохие. И лишь спустя много лет, не однажды ударившись о твердые углы жизни, понимаешь, что иногда другому человеку выгодно тебя поддержать, а иногда — нет, и это никак не связано с тем, хороший он или плохой. Он, этот человек, может даже себе не признаваться в этой выгоде, иногда – даже вообще не понимать мотивов своих поступков.
Люба чуть сморщилась, вспомнив Варю. Ей выгодно поддерживать таких, как Люба. Просто рядом с женой алкоголика, живущей в провонявшей коммуналке, любая в чуть более лучшей ситуации кажется себе благополучной и счастливой женщиной. Не будь рядом с Варей такой подруги, чувствовала бы она, что все хорошо? Вряд ли. А так пожалела дуру, и чудесно всё: и дело доброе сделала, и сама на её фоне ого-го.
Горький вздох, тяжесть в груди и гадкое ощущение на душе — неприятно. Зачем она о таком думает? Так, прочь дурные мысли! Люба взялась за спицы, пересчитала петли. Лучше про Альбину, у неё проблемы такие забавные, смешные даже. Вот о них и подумает…
...Давая матушке время позаниматься кружевами, а себе спокойно, без суеты выбрать лошадку, а потом так же спокойно, не боясь столкновения, с удовольствием промчаться по пустынным дорожкам парка, Альбина снова приехала в Вышечки к самому открытию.
К Виктору она относилась хорошо, и даже замечательно, но не хотелось упустить возможность насладиться свежим воздухом и солнцем, почувствовать единение с животным, ухватить общий с ним ритм и ощущение полета, свободы, парения. А всё, что придумывали люди помимо этого — вежливые приветствия, маски высокомерия, показ своих нарядов и оценка нарядов окружающих, — можно отложить на потом.
Альбина успела сделать два круга по самой длинной дорожке, радостно захлебнуться ветром и азартом, раскраснеться и наполниться восторгом, когда наконец заметила Виктора. Мужчина выехал с боковой дорожки и сияя раскланялся. Его улыбка была такой счастливой, что у Альбины замерло сердце. Как остаться равнодушной, когда на тебя так смотрят и так улыбаются? И в душе снова зашевелилось теплое и пушистое.
Улыбка, приветственный кивок, подобрать повод и придержать лошадь, чтобы она подстроилась под шаг лошади Виктора. И ни к чему не обязывающая болтовня о событиях в городе, о конюшне и выборе животных, о погоде под мерный стук копыт. А в душе у каждого тихая радость от встречи, которая подпитывает хорошее настроение, раскрашивая мир в удивительно яркие цвета, делая простые обыденные вещи чем-то прекрасным и волшебным.
Светских развлечений в разговоре тоже коснулись. И когда речь зашла о самых необычных приемах, на которых молодому человеку пришлось бывать, Альбина спросила:
— Виктор, вы искушенный светский человек, много повидали. Что же там было, что вам так понравились?
Вопрос был не ради того, чтобы польстить, хотя и пришелся кстати — Виктор расправил и так расправленные плечи и улыбнулся. Просто стараниями Дианы в душе Альбины разрасталось беспокойство по поводу её дня рождения. И как девушка ни уговаривала себя не обращать внимания на подковырки приятельницы, справиться с тревогой не получалось. И если бы Виктор рассказал о чем-то интересном, подал бы идею, может, получилось бы придумать что-то для себя?
Но фокус не удался. Виктор задумался ненадолго, а потом пожал плечами с коротким: «Не знаю», — и принялся рассказывать о шутках и дурачествах, которыми развлекались молодые люди на тех самых светских приемах. Альбина даже обиделась. Они ведь так хорошо друг друга понимают! Как он не догадался, что она просит его о помощи? Как он мог так легкомысленно отмахнуться от её вопроса?
Какое-то время она не слушала собеседника, отчужденно смотрела на дорожку, стелящуюся под копыта её лошади, и боролась с обидой. Какая нечуткость, непроницательность! Странно даже. Ведь он такой хороший. Может... Может, просто не всегда попадаешь в цель. Так? Ведь верно? Вот и этот раз — просто случайность. Виктор же не знал, что для неё это важно. Да?
Альбина взглянула на спутника. Он что-то весело рассказывал и размахивал рукой со стеком, ямочка на щеке то появлялась, то пропадала, ветер трепал светлые кудри, и Виктор казался таким милым, что хотелось обнять и его, и весь мир. Девушка улыбнулась. Нет, на него невозможно долго обижаться. Прислушалась к рассказу, и вскоре уже смеялась очередной каверзе молодых лоботрясов.
Альбина заразилась хулиганским настроением от рассказа, чуть-чуть подогретым остатками обиды, и вдруг предложила:
— А давайте наперегонки? — И бросив на Виктора беглый взгляд, дала лошадке шенкелей, поднимая её в галоп.
У молодого человека на лице мелькнул такой азарт, в улыбке — что-то мальчишеское, и Альбина легко представила, каким он был лет десять назад – озорным и заводным, любящим приключения, мгновенно срывающимся на бег, едва позовут, и ловящим ветер своими кудряшками. Она сжала в руках повод и спрятала улыбку, склоняясь к шее лошади, чтобы той было легче набрать ход. И сосредоточилась на дорожке, по которой они понеслись. Гонка так гонка!
Впереди показался одинокий всадник, и Альбина свернула на газон. Останавливаться сейчас, когда они только разогнались? Ну нет! Сквозь шум ветра пробивался топот копыт настигающего её всадника. Девушка сжала губы и снова коснулась сжала ногам бока лошади — она не намерена уступать!
Но еще минута, и лошадиные морды сравнялись, а затем животное Виктора вышло вперед. Мужчина бросил задорный взгляд на Альбину, блеснул победной улыбкой, а потом вместо того, чтобы натянуть повод, заканчивая гонку, чуть отклонился в сторону и перепрыгнул на взвившейся лошади бревно, художественно заросшее невысокой травой и изображавшее, видимо, живую природу.