Глава 23. Там
Глава 23. Там
От шепота у Альбины волоски на теле становились дыбом, а спина начинала чесаться.
— Не надо изображать из себя невесть что. К чему так ломаться? Я же знаю, что нравится таким, как ты.
Ольгерд крепко, даже грубо, держал её запястья, и Альбина, боком прижатая к его торсу, через одежду чувствовала тело его тела. Она видела часть лица Фернона, уголок губ, произносивших эти слова, и они чуть кривились, и улыбка казалась гримасой недовольства, а может, брезгливости. Рассмотреть не получалось не только из-за паники или неудобного положения, но ещё и-за освещения — в комнате было полутемно, а Ольгерд притянул ещё и не давал повернуть голову, копошась свободной рукой в волосах, больно натягивая то одну, то другую прядь.
— Каким это… таким? — пыхтела она, из всех сил пытаясь вырваться из захвата. Головой она вертеть боялась, скорее надеясь сохранить прическу, чем из опасения потерять часть шевелюры.
— Таким робким… — пробормотал он, и бедное ухо Альбины, в которое пришелся горячий выдох, и так горевшее от всего происходящего, теперь вовсе полыхнуло, и, казалось, вот-вот осыплется пеплом. — Таким трогательным…
Его рука наконец оставила волосы, но не успела Альбина облегченно вздохнуть или хотя бы двинуть головой, как его горячие пальцы прошлись вдоль позвоночника, но, наткнувшись на край корсета, скользнули в подмышку, чтобы… чтобы…
Хотелось закричать! И оттолкнуть! И ударить! Но девушка отчаянно закусила губу: ещё немного и она сломается, но пока есть силы, она будет бороться!
— Я никого не тро… гала… — выкручивалась она ужом, теряя последние силы и сгорая от стыда и ужаса.
— Недотроги... — зарылся Ольгерд носом ей в волосы, жестче прижимая её к себе. — Трепыхаетесь и ждете, когда вас придавят, а только ощутите силу и сразу же сдаётесь. Все вы одинаковы — заводитесь от мужской силы…
Альбина чуть не расплакалась от отчаяния — вырваться никак не получалось. Запястья болели, значит, останутся синяки. Прическа разрушена, платье помято, а главное — это ужасное ощущение на больно сминаемой груди! И она в третий раз за этот вечер прокляла свое любопытство, доверчивость и не вовремя проснувшуюся дочернюю покорность.
Первый раз — когда у ступеней дома Ларко их с матерью встретили, и не кто-нибудь, а сияющий Фернон.
Фёкла Фроловна, радуясь успехам дочери, а успех она понимала как-то по-своему, уговорила её ехать. Альбина не хотела и придумывала каждые десять минут новые и новые отговорки, но в конце концов уступила матери, когда увидела в её глазах слезы. Но, даже поехав, не надеялась и не рассчитывала на какой-то особый прием — кто они такие? — и потому удивилась и немного испугалась, когда улыбающийся красавец встретил их с распростертыми объятиями и, не дав и пикнуть, представил хозяевам как свою спутницу и под руку увлек внутрь. А там так же быстро пристроил сияющую от счастья матушку в обязательный на подобных вечерах кружок матрон, чтобы она поделилась радостью — у её дочери ещё один вежливый ухажер! — и втолкнул в веселящуюся толпу разряженных молодых людей саму Альбину. Там почти сразу же обнаружились и Виктор, обрадованный её появлением, и, конечно, Диана.
Второй раз Альбина прокляла все, когда позволила Диане уговорить себя сходить в дамскую комнату. Особой надобности не было, но не идти же Диане самой? А на обратном пути девушки оказались в пустой неосвещенной гостиной, — «ой, ну интересно же, чего вы боитесь, Альбина?» — и «лучшая подруга» вдруг исчезла, а на её месте оказался Ольгерд.
Третий раз — сейчас, когда оказалось, что этот молодой человек не просто неприятная личность, а негодяй, и изо всех сил пытается сломать ей репутацию и жизнь.
— Мадмуазель Альбина! — послышалось с порога полутемной гостиной.
Девушка резко обернулась.
— Виктор! — обрадовалась она и всхлипнула от облегчения: её руки неспешно освободились от хищной хватки, а жаркий торс Ольгерда резко отодвинулся. — Как я рада вас видеть!
И она бросилась к своему нежданному спасителю.
Слова получились слишком громкими и слишком жалобными, а движение судорожным, будто она пыталась скрыться. И Виктор, сделавший нерешительный шаг в комнату, так же нерешительно переспросил:
— Мадмуазель Альбина? Вы…
— Мы… — попыталась было ответить Альбина, бросила ненавидящий взгляд на Ольгерда и осеклась, переполненная эмоциями.
Зато негодяй не растерялся:
— Мадмуазель Альбина приняла моё приглашение на этот вечер…
И пауза, и интонация Фернона подразумевали, что мысль ещё не закончена и сейчас будет продолжение, и очень весомое. И оно действительно последовало, да такое, что возмущенная Альбина чуть не подавилась воздухом.
— Мы смотрели на звезды. — Ольгерд скрестил руки на груди и отставил ногу. В его ленивом голосе сквозила насмешка, а взгляд, который не разобрать вошедшему из освещенного помещения Виктору, был полон издевки. — Чем тут ещё заниматься? Скука…
Из этих слов получалось, что Альбина приняла ухаживания Ольгерда, согласившись идти с ним на вечер, что «смотреть на звезды» — лишь повод к тому, чтобы уединиться с мужчиной. И теперь только дурак поверит, что всё было не так, что было безобидно! Нет, только слепой дурак, если учесть помятое платье, растрепанную прическу и красные пятна на её лице.
Девушка тихо проговорила, подойдя вплотную к Виктору:
— Проводите меня к выходу, прошу вас.
Мужчина бросил вопросительный взгляд ей за спину, Альбина тоже обернулась. Лица Фернона было не разобрать, но на фоне более светлого окна его фигура хорошо очерчивалось, как и ленивое пожатие плечами. Мол, понимай, друг, как хочешь.
Девушка, сдерживая гнев и обиду, ухватила под руку Виктора и потянула его из гостиной.
— Виктор, Ольгерд человек без чести, — делая маленькие торопливые шаги по коридору, тихо выговорила она, старательно сдерживая слезы. Девушка чувствовала, что молодой человек двигается с ней рядом медленно, будто нехотя.
— Мадмуазель Альбина… Но… Что произошло?
Боясь увидеть презрение в его взгляде, девушка не поднимала глаз от пола. Она хотела бы сказать хоть слово в свое оправдание, но получился только всхлип, который до конца придавить так и не удалось. Виктор, наверное, почувствовал это, потому что торопливо и немного испуганно заговорил:
— Ольгерд очень хороший человек, Альбина. Вы… уверены?
Она сделала ещё несколько шагов, пытаясь осознать услышанное, и только потом остановилась, подняла на Виктора удивленный взгляд.
Это Ольгерд хороший? А она, выходит, ошибается?
Виктор стоял напротив и рассматривал её, будто ждал, что Альбина согласится с его словами, скажет, что да, она ошиблась или пошутила…
—… Да что за ёлки! — Пробормотала Люба. — Куда это меня занесло?
Она почесала спицей за ухом, хмыкнула недовольно, пожевала губами. Не так все должно было быть, не так. Благородный рыцарь должен вести себя по-другому! Он защищает даму сердца, борется со злом и побеждает его! А Виктор… Что же это такое? Люба снова недоуменно хмыкнула. Ерунда какая-то, а не рыцарь.
Её взгляд прошелся по Тефику. Пес устроился на подстилке у двери, узенькая мордочка лежала на скрещенных лапах, выпуклые черные глаза смотрели снизу вверх. Раньше Любу этот взгляд умилял, а теперь… Теперь сердце сжалось, в носу защипало, а в глазах стало горячо, и руки сами схватили спицы.
— Ещё можно все исправить. Я сейчас… я все переиграю, — забормотала она, провязывая петли одну за другой и всё ускоряясь...
— …Мадмуазель Альбина! — послышалось с порога полутемной гостиной.
Девушка резко обернулась.
— Виктор! — обрадовалась она и дернулась из хищной хватки. — Как хорошо, что вы зашли! Выручите меня, прошу вас!
Движение получилось резким, и Ольгерд недовольно скривился. Виктор, почуяв неладное, сделал решительный шаг в комнату, требовательно переспросил: