- То, что мы там творили с Хельмутом, - не невинное.
- Вот именно, - резво. - Вот именно. И этого стоит бояться. Твой Генрих может и добропорядочный человек, но он не один там, или, вообще, может быть не тем, кем кажется.
- Хельмут иного мнения, - несмело пытаюсь оправдаться; нервно сглотнула слюну.
- Хельмут многого не знает, и временами излишне доверчив, ... как и ты.
(похолодело у меня всё внутри)
- Ты же не хочешь сказать, что Хорст... прав?
Ухмыльнулась. Немного помедлила, но все же выдала:
- Увы, Анна. Увы. Если бы это было правдой, я смогла бы нас защитить, а так только приходиться упрашивать быть осторожными. Но если я - не зло, не значит же, что его не существует, и что оно не рядом.
- Но... Wer die Dornen fürchtet, kommt nicht in den Busch[12]? Твои же слова?
Хмыкнула, улыбнулась та. Закачала головой в негодовании.
- Неужто... этот твой Генрих стоит всего этого риска?
Смеюсь. Лживо качаю отрицательно головой.
- Я этого не говорила.
- А по глазам видно, ох как видно...
- Чушь, - рассмеялась я.
Живо прячу глаза, принимаясь за работу, пристальный, занятой взор себе на руки.
Немного помолчав (и плюхнув, перевернув несколько раз белье на доске), Беата продолжает:
- Нет, я, конечно, рада, что ты им восхищена, - взгляды наши невольно встретились. - Как я когда-то Хельмутом, когда мы только встретились, однако... будь осторожней. Ни к чему доброму это не приводит. Тем более, монах - не слишком разумный выбор,... даже для таких юродивых, как мы.
Прожевав эмоции, я несмело:
- Но он же, прежде всего, - рыцарь, - едва слышно шепчу, отчего девушке, вероятнее всего, приходится читать по губам.
Молча, качает отрицательно головой, опускает виновато на мгновение взгляд.
(выжидаю)
- Он прежде всего - монах. Обет целомудрия, Анна. Как души, так и тела. Ни семей, ни богатств, ни пороков... Даже дворяне, вельможи, вступая в Орден, отказываются от всего, оставляя при себе лишь имя.
Немного помолчав, невольно скривилась я, поджала губы.
Натяжная, притворная улыбка.
- Вот и хорошо, нечего теперь бояться.
Печально ухмыльнулась подруга моя, скривилась.
- Мне жаль, - шепчет.
- А мне нет, - лгу, болезненно усмехаясь.
Опускаем обе очи. Молча, нервически, взволнованно исполняем свою работу, потопая в нахлынувших тяжелых, горьких мыслях.
Чертова жизнь.
Кого бы я не повстречала в своей жизни, на кого бы глаз не положила, кто бы сердцу не приглянулся - то обязательно он будет чей-то, кем-то занят. Обязательно будет запрет... Вот только с Церковью я еще не тягалась. Словно бес, за душу... праведника.
Столько вечеров за разговорами провели вместе. В его кабинете, в трапезной, на улице, во дворе, когда невзначай встречались - улыбки, странные взгляды, непонятные ощущения. Как не разлей вода. И это с учетом, что я до сих пор глубоко в душе схожу с ума по своему Гоше. Я как и прежде люблю своего Шалевского, однако... этот Генрих, он... он - как символ: чего-то доброго, настоящего, символ надежды на то, что я, всё-таки, смогу ужиться с этим новым, шальным миром.
Символ...
Однако, почему же на душе так тоскливо и болезненно от мысли, что этим символом сей Фон-Мендель так и останется?
Честно, еще не знаю.
Возможно, потому, что устала задавать себе одни и те же вопросы: предал ли меня Гоша? существует ли еще мой Шалевский в этой вселенной, параллельно со мной? встречу ли я когда-нибудь Его еще? Аль... лишена сего счастья уже навсегда... за все свои прегрешения.
И, если это - прошлое, вернусь ли я когда-нибудь в свое настоящее?
И, более того, хочу ли я туда... возвратиться?
Я так долго его ждала. Я так долго искала своего Георгия, навыдумывав о нем всё, что только возможно. Он стал идеален. Он стал идолом.
А вот когда повстречала - сразу же получила пощечину, нож в сердце. Так что вопрос: ... стоит ли всё это моих усилий и верований? Стоить ли борьбы? Или же... история окажется замкнутым кругом, где единственная переменная - это мой герой?
А Генрих...
С ним, в какой-то момент, мне показалось, что Господь освободил меня из темницы... неверных, запретных выборов. Что Бог дал шанс... вновь кого-то полюбить, но настоящего, познав истинную душу избранника, полюбить кого-то достойного и... без всяких опасений и табу.
В какой-то... момент.
А теперь Беата... говорит, что табу есть, что есть супротивник, и он - никто иной, как сама Церковь. Бог. Если выбрать Генриха - то уже стоит зачинать бой за любовь этого мужчины... с самим Всевышним? Разве может быть что-то более ироничное? Саркастически издевательское?
По-моему, я - проклята. И уже даже не знаю кем.
Ярцев-Ярцев... ты, по ходу, - не самое великое зло, с которым я столкнулась и еще столкнусь. Куда масштабнее - я сама...