Впервые и наконец-то он прозрел: перед ним не глупая школьница с развитием на уровне игрушек и ковыряния в носу, перед ним мудрая, хоть и сумасшедшая в какой-то степени, девочка, девушка. И пусть ей пятнадцать, но жизнь заставила задуматься над бытием и начать делать выводы. Самостоятельно и с толком.
Еще мгновения - и наконец-то зашевелился, разворот: снять с ручного тормоза, ухватиться за рычаг переключения скоростей, дернуть оного вперед, руки на руль. Неспешно вдавить педаль газа в пол.
- Ладно, поехали. Довезу, куда там... обещал.
***
(А н я)
И вновь долгие, тревожащие душу и сознание, минуты тишины, минуты, десятки минут, тугих раздумий и жутких предположений. И снова не выдерживает пылкий интерес Лили, побуждая, подстрекая ее на колкие, безрассудные вопросы.
- И каково так жить... когда тебе на всё и всех наср... наплевать? - ее голос, слова прозвучали, словно взрыв в темени.
Поежилась я от зародившейся угрозы.
Тягучая, жуткая тишина, мгновения выжидания реакции мужчины.
Тяжело, шумно сглотнул слюну. Хмыкнул.
Звонкий вздох.
- Хорошо жить. Не поверишь, - уткнулся бессмысленным взглядом за окно, скользя по открывающейся взору дали. - Долго к этому шел. И теперь ни за что не променяю эту свою «нирвану» на какие-нибудь сопли: будь то ваше «розовое счастье» или трепетную «любовь».
- А любовь - не счастье?
Немного помедлил; не без иронии:
- Кому как, а по мне, это - наказание.
- И каково от такого Вашим близким?
Резкий, колкий взгляд через плечо - и снова на дорогу.
- Переживут. А нет - то... выбор тут невелик.
Буквально минута, две - и снова стреляет нещадно Лилька своей бесцеремонностью.
- Ладно ничего и никого не жаль, но неужто ничто не интересно? - немного помолчав, добавила. - Да, я не говорю о сострадании, о переживании или о боязни. Интерес, элементарный интерес. Разве он Вас совсем не одолевает?
Коротко рассмеялся.
- Интерес? Было бы что... интересное. А так... одни грехи. А с меня - моих хватает. Порой кажется, и их не унести, а не то, чтобы задурманивать, ломать голову еще над чужими.
- Но... интерес же - в первую очередь, порождение инстинкта самосохранения, а уж потом... развлекательный процесс, попытка чужим несовершенством компенсировать свои недостатки, и, только потом, начальный путь к жалости и взаимовыручки.
Еще сильнее вдруг рассмеялся: но без веселья, печально так, горько. Взгляд на Лилю.
- Тебе сколько лет, что такие замудрённые речи ведешь?
Скривилась от недовольства Малая.
- А говорите, не страдаете интересом.
И снова смех мужчины. Уверенный, довольный взгляд на Лилю, но, опомнившись, тут же повернулся обратно, уставившись на дорогу.
- Он мне присущ, вот только порог у него слишком высокий. А ты, по ходу, сегодня оба моих Эвереста покорила. Хотя нет, даже три.
- Каких еще два?
Улыбается, щурясь. Взгляд в зеркало заднего вида.
- Жалости и бешенства. Не думал, что на это теперь кто-то способен, вообще. Причем, хотя бы по одному, по отдельности. Не говоря уже, что все три, за раз.
Взглянула мигом я на Лильку - не показалось: и хоть глаза ее еще блестели детской наивностью и добродушием, но на губах уже застыла ядовитая ухмылка - в голове явно плелся какой-то странный, непременно безрассудный, коварный план.
Пролегла раздражающая тишина. Причем раздражающая не меня, а, явно, этих двоих.
Оборона молодого человека пала - а, посему не удивительно, что продолжить сей странный разговор решился уже он сам.
- Вот ты мне тут про нравственность, добродушие... пытаешься втолковать. Воззвать к моей совести и человечности: причем, последнее, не только в плане добра и зла. А сама-то: под машину кидаешься, врёшь, и (если все же верить твоим словам) воруешь. Самой не стыдно? Не жаль тебе тех, кто оказывается на твоем пути?
- Жаль.
- И что? Нравятся тебе эти чувства? - короткий взгляд через плечо на Лилю. - Или ты намереваешься... в дальнейшем, измениться, не следовать этому греховному, наверняка, губительному, пути? А? - и снова взор ей в лицо. - Себе тоже лжешь, что станешь лучше?
- А надеяться - это лгать? - удивленно кинула ему в ответ.
Улыбнулся. Перевел взгляд на дорогу.
- Лгать. Если за этой надеждой ничего нет, и сил на пустое сопротивление тоже не наскрести, то - лгать... другим, себе. Только есть ли в этом толк?
- А Ваше равнодушие несет Вам покой? И Вы не боитесь ничего?
Хмыкнул. Обмер, в рассуждениях.
Еще немного - и осмелился:
- Боюсь. Вот только за маской безразличия всё потом легко скрыть, утаить, сблефовать, а потому - в итоге, и не проиграть.
- А Вам не кажется, что... с уходом интереса - уходит и жизнь из Вас. И дальнейшее существование - просто...