- Что мне делать? - едва различимо вновь шепчу, повторяю.
Тягучие мгновения, и, наконец-то, решается...
- Молчи, Анна. Как доселе молчала... Кто бы что бы когда не сказал - молчи. Какие бы знания не были в твоей голове, и в чем бы уже не путалась, откуда бы не пришла и что бы не помнила - молчи. Умоляю, молчи... и не иди ты против всех их, не иди.
Это ничего не даст. Ничего путного. Только себя погубишь - и меня заодно.
Силой отстраняет малость от себя - несмело поддаюсь. Чувствую его дыхание на своих устах. Дрожь волною, накатами от него - ко мне, от меня - к нему. Еще немного - и поддается, несмело касается моих губ своими губами. Нежное, сладкое, парящее ощущение. Словно тысячи звезд вспыхнули и засветили внутри меня, рождая невероятный свет. Еще движение, еще напор ласки - и страсть смывает робость, даря, взывая сказкой блаженность внутри меня. Крепко, до сладкой боли сжал в своих объятиях. Отвечаю, старательно откликаюсь тем же шальным позывом.
Но еще миг, еще мгновения слабости - и настойчиво отстраняет от себя. Глаза в глаза: смущенно дрожат слезы на моих ресницах. Боюсь дышать.
- Уезжай, Анна, - слова, словно молнией пронзили меня с головы до ног. - Уезжай, - закачал неуверенно головой. - Я не смогу долго противостоять им. Увы, не смогу. Скоро вновь в поход, ты останешься одна - и тогда всё. Только Господу известно, что они с тобой сотворят. Уезжай. Куда там, Велау? Отыщи тот дом, ту девочку, разрой правду. Узнай кто ты, или... чью историю тебе приписывают - неважно. А придет время, возможность - я найду тебя.
- Но у нас,... всё равно нет будущего? Верно? - печально шепчу, обреченно опуская очи.
Скривился вмиг, зажмурился, словно и сам не хочет верить... в очевидность. Покорно, неуверенно закивал головою.
Веду дальше:
- И ждать тебя... нет смысла - ты не приедешь.
Тягучая, убийственная тишина, безучастие - и все так же, морщась от боли, силой сдерживая слезы, рык, кивает головой.
Но еще миг - и словно отошел ото сна. Глубокий вдох, распахнув глаза. Отчего и я резко подвела свои очи.
Шумный выдох.
- Дождись. Даже если в этом нет смысла, если я выживу - я найду тебя. Обещаю. Ты главное - живи. И тогда мне будет ради чего сражаться, ради чего терпеть боль... разлуки.
Тягучая тишина...
... решаюсь:
- Я люблю тебя, Генрих, - нежно касаюсь рукой его щеки (тотчас накрывает ее своею). Глаза в глаза. - Даже если ты - не мой... и никогда моим не будешь.
- Увы, моя родная... Увы... Кто ж знал?
Прикрыть обреченно веки, едко усмехнуться горьким, колким словам Беаты, Хельмута и своим, наивным, дерзким, звучащим прямиком из недавнего прошлого: "Он - прежде всего, глубоко верующий,... и строгих правил, монах...", а не... "рыцарь"". "Мне жаль". "А мне - нет..."
***
Вскоре... ночью (вновь притворившись монахом, облачившись в темный балахон, с капюшоном по самый нос, подпоясанная прочным шнурком, с сандалиями на босую ногу) я покинула Бальгу... Прежде чем мой защитник (уже, практически, полностью оправившийся от тяжелого ранения) отправится очередной раз в поход, на беспощадную, бесчувственную войну,... и коршуны налетят на меня, дабы, вконец, насладиться, и без того, измученной, разодранной, изъеденной врагами, плотью...
***
С Божьей помощью, с доброты душевной тех, кого встречала по пути,... я добралась до пресловутого Велау. А там и вовсе... отыскала ту, которая на меня кинулась стремглав, дико, отчаянно завизжав от счастья, едва узрела.
- Эльза! Эльза, ты вернулась за мной! Как и обещала! Эльза!
Похолодело всё у меня внутри. Боюсь даже пошевелиться. Сердце бешено колотилось. Страшно так, неловко. Захотелось тут же свернуться в калач, спрятаться. Убежать. Умчать. Но не хватает ни сил, ни смелости на какие-либо активные действия.
Жадно стиснула меня незнакомка в объятиях, ухватила своими хрупкими, худющими ручищами и снова принялась визжать, нелепо прыгая, тряся меня, словно куклу.
- Я верила! Верила вопреки всему! Я знала, что ты вернешься!
***
- Ба, кто вернулся, - злобно, с отвращением рявкнула, скривилась женщина, ловкое движение - и вылила воду из таза через порог на траву. Выровнялась, пристальный, изучающий взгляд на меня. - А говорили, задавилась.
- А я Вам говорила, что это не так! А Вы не верили, перечили! - вмешивается Девочка.
Но та не реагирует. Кивает вдруг головой, но каким-то уже своим мыслям. Морщится.
- Видимо, правду твердят, зараза заразу не берет. Чего приперлась? Небось, выгнали? Или что? Еще один нерадивый жених повстречался?
Шумный, нервический вздох и невольно рычу в ответ:
- Я за сестрой, - вру.
Удивленно вскинула та бровями. Скривилась, паясничая.
(а Девочка вмиг взорвалась буйным криком, визгом и тотчас кинулась на меня, неуклюже, но сердечно сжимая меня в своих объятиях, - игнорирую, все ещё вниманием сверлю "тетку")
- Ну-ну. Давно пора, а то сколько можно у меня на шее сидеть? Не я вас вылупила, вот и нечего меня объедать!
...
После такого теплого приема и добрых слов... и кусок в горло не полез, хотя... все же решилась сия... угрюмая женщина пригласить за стол да ткнула пальцем, где можно будет переночевать.
Поблагодарить вежливо да пойти в сад, сесть на лаве, попытаться обдумать всё случившееся. Не ожидала столь стремительного развития событий, а, вернее... такого яркого радушия. Причем, как в прямом, так и в переносном смысле. И как после всего здесь остаться жить? Мало того, что малая "обременяла" хозяйку сего дома, так еще и я... на голову свалилась.
- Ну, чего ты, Эльза? - несмело подошла ближе и взволнованно прошептала Девочка. Обмерла рядом. Мнется. Нервно выковыривает грязь из-под ногтей. - Не слушай ее, - взгляд украдкой. - Вечно она недовольна, что бы не произошло: то корова молока мало дала, то гуси всю траву пощипали, то соседская собака слишком громко лает. Только и умеет, что ворчать, слова доброго не скажет.
- Да ладно, - глубокий вдох, оборачиваюсь я к ней полностью; натянуто, лживо усмехаюсь. - Как ты тут? Чем днями занимаешься?
Вмиг радостью вспыхнули ее глаза, а на устах проступила счастливая улыбка.
Воодушевленный вдох - и полились слова рекою:
- Ох! Да вот по хозяйству ей помогаю! То здесь, по дому, то в огороде, то в поле. Корову научилась доить. Представляешь? - смеется (невольно улыбаюсь в ответ). - У нее даже поросята в прошлом году были! Свинья навела. Ух, сколько я с ними провозилась! Родными стали... - голос невольно печалью проник. - А затем продала. С долгами рассчиталась, да вот хату немного подладили, крышу сменили - а то уж совсем текла, в дождь - ведра подставлять приходилось. А ты как? Где была? Чем занималась?
Помрачнела я. Стыдливо опустила взгляд. Молчу, перебирая мысли.
Но вдох - и решаюсь на, какую-никакую, правду:
- При приюте жила. Помогала Лекарю и Знахарке.
- Да ладно! - завороженным шепотом. Глаза округлились. - Надо же! Это ты теперь болезни умеешь лечить? Да?!
Невольно смеюсь, плененная ее чистотою и ребячеством.
- Умею.
- О! А бородавку вылечить сможешь?
- Бородавку? - удивленно.
- Да, - живо поворачивается ко мне боком, задирает немного платье и показывает колено. Несмело касаюсь пятнышка, вожу пальцем. Нежно усмехаюсь. - Это - не бородавка, это - родинка.
- А это? - и вновь резкое движение, заламывая себе локоть, желая и самой разглядеть тревожное место. - А это? - тычет мне под нос.
И снова касаюсь. И снова смеюсь добродушно.
Качаю головой.
- Тоже родинка.
- А, ну ладно... Это - хорошо же?
- Хорошо, - киваю, улыбаясь.
- А ты, мы... здесь надолго? Чем думаешь заниматься?
Скривилась вмиг, виновато, стыдливо поджимаю губы.