- Ты же знаешь, что я не могу.
Невольно киваю головой, болезненно зажмурив очи.
- Знаю...
- И всё равно... просишь?
- Прошу...
И снова пауза. И снова жуткие страхи на грани истерики.
- Анна, - наконец-то осмеливается, невольно сильнее меня сжимая в своих объятиях. - Зачем ты так со мной? У тебя же есть Нани...
- Нани? - неосознанно горько смеюсь. - У Нани уже своя жизнь. И даже если этот её Пётр... не приедет, то, - кривлюсь от боли, - то, всё равно, она уже выросла.
(и тут я полностью осознаю, что чувствую себя Аней, той самой, которая дождалась моих восемнадцать и решила держать свой путь одна; и впервые, я ее не осуждаю, а... понимаю; и тоже сделаю сей подлый выбор, если дойду до грани)
- Пожалуйста, Генрих... - жалобная мольба в отчаянии.
Шумный, резвый вздох моего Фон-Менделя - и вдруг силой отстраняет меня от себя, неловко попятилась, запутавшись в ногах. Шаг (его) в сторону. Взгляд около, не касаясь глаз.
- Ты знаешь, - резко, грубо, черство гаркнул, - я не могу, - немного помедлив. - Прости.
Разворот, уверенное движение к двери, дернуть щеколду - и уже через миг скрыться в полумраке, оставляя меня в полном одиночестве и с разбитой душой.
***
Несколько дней всячески избегать друг друга. Вернее он старался, а я - не торопилась исправить всё, навязываться.
И не то, что было противно его видеть. Нет. Больно. Жутко больно. И, казалось, пока вновь не взгляну в его холодные, твердые в своей воле, глаза, пока и теплиться надежда, раненной птицей затерянная в овраге.
Обет. Я всё понимаю. Великое, благое дело. И оно достойно только восхищения и следования примеру. Однако...
...не в этом, моем, случае. Мысль, о том, что с Генрихом может случиться что-то ужасное, просто, убивает. И как потом жить? Зачем просыпаться и волочить свои ноги по сей чертовой земле, если его рядом не будет?
Нани? Если честно, то мне плевать на нее. Нет, конечно, я ее люблю, за нее переживаю, искренне забочусь о ней, хочу сделать всё возможное и невозможное ради ее счастья. Однако... по большому счету, в пределах всей вселенной, у нас разные дороги - и мне... плевать на нее. Как и Аня, я смело сделаю поворот, даже если этим и разобью ей сердце.
А вот Генрих... это - нечто иное. Нечто безумно важное. Словно воздух, без которого, просто, ... невозможна жизнь. Единственное исключение, это - человечек, который будет частью его, моего Фон-Менделя, продолжением. От него ребенок. Вот ради чего, кого... я готова буду всё стерпеть, пережить, и дойти свой жизненный путь... до конца.
***
Но... еще пару дней - и загремели словесные залпы, ядрами разрывая, кромсая в усмерть всё живое вокруг, оглашая жуткую, подобную грому, весть... о продолжении войны, о новом, с рассветом, походе.
Казалось, что-то лопнуло внутри меня, и тотчас разлился по душе... трупный яд. Нет мОчи встать (как осела на пол, так и замерла, обреченно склонив голову). В голове мутнеет, холоднеют, немеют конечности. Редко, неохотно дышу.
- Анна, ты меня слышишь? - испуганно рычит Нани, всматриваясь мне в лицо.
Боже, просто нет на всё это сил. Нет. Опять эти жуткие недели, месяцы... когда каждое мгновение в голове один только вопрос: жив ли еще?
Ничего не хочу.
- Анна, так ты идешь? Он ждет тебя.
Несмело, едва заметно качнула отрицательно головой. Болезненно зажмурилась, отчего тотчас покатились по щекам непослушные горячие слезы.
- Нет, - мертвым голосом, едва различимо. - Он сделал свой выбор.
Обомлела в ужасе Нани. Но еще миг - и опускается рядом, замирая на карточках. Пристальный, жалящий взгляд в лицо.
- Ты серьезно?
- ...да.
Немного помолчав, вновь осмеливается:
- Ради меня тогда сходи.
(игнорирую, полное мое безучастие, лишь еще сильнее жмурюсь, сдерживая в нелепой темнице вездесущую боль)
Продолжает:
- Эльза, Анна, - в сердцах. - Прошу, не сходи с ума. Пожалуйста... Иди к нему. Уже утром он уедет. Ты же себе потом это никогда не простишь, - и вновь тяжелая пауза. - Как я не могу себе простить то, что так и не простилась с Пиотром, когда уехала с тобой из Велау... Пожалуйста...
Звонкий, горький, тяжелый вздох - и нехотя открываю глаза.
Пылкое, дерзкое противостояние взглядов - и не выдерживаю.
Покорно опускаю голову, неуверенно кивая.
- Хорошо.
***
Вечер уже. Сумерки.
Пройтись неспешно по коридору, залитым медовым светом свечей и факелов, застыть у двери его кабинета. Не нахожу смелости... взять и постучать. Уткнулась лбом в лутку - и жду, сама не знаю чего. Вот бы удавиться прежде... чем весь этот ужас содеется.
Внезапно, где-то вдалеке послышался голос Командора. Невольно вздрогнуть от испуга и неловкости. На автомате среагировать, уходя от лишнего внимания, - тотчас забарабанила в дверь.
Взволнованный взгляд около, и вновь уткнуть взор в деревянное полотно.
Едва различимый шорох за дверью - и послышались слова:
- Входите.
Глубокий, до боли вдох, - и толкнуть тяжелую преграду.
Хозяин... встретил. Прохожу мимо, не роняя на него взгляд. Мимо стола к софе - и замерла в нерешимости спиною ко входу.
Слышно, как захлопнулась дверь, щелкнул затвор.
Неторопливые, с опаской шаги ближе.
Замер за моей спиной. От его тепла... начинает пронимать до дрожи, а от его дыхания - мутнеют, путаются мысли.
Вдруг робкое, неуверенное движение рук - и обнял меня за плечи. Нервно дернулась слегка в сторону, но в следующий миг, тут же, осеклась. Заледенела покорно на месте.
Бережный напор - и поворачивает меня к себе лицом. Поддаюсь, но голову не поднимаю, не решаюсь взглянуть в глаза.
- Я подумал над твоей просьбой.
Резко выстреливаю взором в очи.
Слова словно стрелою в грудь. Окоченела в ужасе я, забыло и сердце свой бешенный ход.
Жуткие, убийственные мгновения тишины, выжидания... приговора.
Взволнованное метание его взглядов - и вдруг робко, неуверенно закивал головой. Зажмурился, болезненно скривившись:
- Я готов... её исполнить.
Жидким азотом прозрение разлилось по всему телу, окатив с головы до ног. Ошарашено, невольно, округлила очи. Шок сдавил горло, лишив возможности дышать. Вырываюсь из хватки, путанные шаги в сторону, по кабинету (не сопротивляется, отпускает). Всё еще не могу прийти в себя, не могу поверить. Обмерла в ужасе, схватившись за голову. Пристыженный, болезненный, на грани истерики смех, закостеневший в следующее же мгновение серьезностью. Растеряно, с опаской, веду взор около, а затем - резко, смело уставиться Генриху в лицо,
... выискивая там опровержения услышанному.
Но - нет. Уверенный, твердый взгляд в ответ истязателя.
Сиспугом отвожу очи в сторону.
Нервно сглатываю скопившуюся слюну.
Неторопливые шаги Фон-Менделя ближе - и застыл рядом. Короткий миг - и осторожно ухватил, обнял меня за плечи. Обернул к себе лицом - поддаюсь. Взволнованно дрожу, словно осиновый лист, под его напором. Ребяческая робость - и нежно коснулся моих уст своими губами. Доли секунд, дабы взять в узду, побороть страх, и отчасти спешно, нервически ответила ему тем же. Сладкие касания, ласка - и вдруг несмело теснит меня назад. Поддаюсь - шаги наощупь, пока не уткнулись в преграду. Бережно уложить меня на софу, неуверенно, нервно метая взгляды то мне в глаза, то на свои руки, забраться под полы платья, задирая его наверх, попытка стащить с себя штаны.
- Стой, - испуганно шепчу. Мигом останавливаю его рукою.
Застыл, изучающий, ошеломленный взор в очи.
Взволнованно молчит.
- Генрих, - подаюсь вперед, расселась рядом. Ласково коснулась его щеки. Глаза в глаза на расстоянии взгляда. Шепчу. - Коль нам всё равно гореть в аду за наши грехи, то... пускай, хотя бы, это будет не столь обидно. Чтобы было, действительно, за что.